Овель подняла юбки и зажала ноздри.
Эгин, не страдавший брезгливостью, пожалел о том, что не надел сапоги. Каждый их шаг сопровождался жирным хлюпаньем нечистот и частым дыханием Овель.
Эгин с надеждой смотрел вперед. Он очень редко удостаивал своим посещением «внутреннее кольцо», оставляя эту привилегию слугам, рабам и крысам, а потому ориентировался здесь неважно.
Хотя по служебной необходимости захаживал он и сюда. И мог судить, что до дома Голой Обезьяны оставалось не более пятнадцати минут. С такой скоростью он сам мог идти по меньшей мере вдвое быстрей, но вот Овель!
Овель, трогательно ойкнув, умудрилась поскользнуться и упасть на колени.
Вот так. «Ну хоть нос не расквасила…»
Руки благородной госпожи были теперь по локоть в вонючей маслянистой жиже, источающей запах перестоявшей мочи и крысиного кала.
– Послушайте, госпожа, будет лучше, если я понесу вас. Разве нет?
– Нет, – с подростковым упрямством сказала Овель, поднимаясь и отирая руки о подол.
«Зажимать нос пальцами теперь довольно глупо», – отметил про себя Эгин.
На периферии его сознания отпечатался обрывок собачьего лая. Или показалось?
– Может, и нет, а я все-таки понесу, – твердо сказал Эгин.
Не давая Овель опомниться, он подхватил ее худенькое тело на руки и двинулся вперед. К счастью, Овель была легка, словно ярочка.
Тем временем становилось все мельче и мельче, а значит, нести Овель становилось все легче и легче.
К запаху он тоже успел притерпеться. Овель, обхватившая Эгина за шею своей тонкой ручкой, была безмолвна. Ее грустные глаза блуждали по глухим стенам домов, подставившим свои неприглядные задницы «сточному кольцу».
Эгин остановился. Дом Голой Обезьяны должен быть теперь в пяти, ну максимум семи минутах ходьбы.
«Только бы слуги не спали. А то придется барабанить в дверь битых полчаса. Только бы Амма не спал. Кюн, конечно, услышит первым, но так как он глухонемой, ему придется делать вид, что не слышит. Да и плевать ему на стук в дверь черного хода! Хозяин-то ведь не имеет дурной привычки являться домой через черный ход, а остальные обитатели Пиннарина его вообще не интересуют, как и всякого нормального соглядатая Свода Равновесия», – размышлял Эгин.
Если же кто-то из чужих слуг услышит его, Эгина, стук – еще хуже. Сплетни, кривотолки, а там кто-то и донос сподобится написать в Свод Равновесия… Ха-ха.