Вернулись домой мы только поздно утром. Варт, проведя ночь подальше от шумной толпы родных, был благодушен и доволен жизнью, напоминая мне сытого мишку. На мой вопрос, не собирается ли он и дальше избегать своих родичей, муж только хмыкнул:
- Официальный обед или ужин уже был, ты отлично справилась с ролью хозяйки, родная. Теперь и я, и ты можем вообще не показываться им на глаза, вплоть до встречи с представителями женихов.
Очередное сборище высокопоставленных франтов и жеманниц…
- И когда такое «счастье» ожидается?
- Через два дня.
Ой, чувствую, терпения мне нужно будет много…
В господской спальне (спали мы с мужем у него, моя комната служила мне кабинетом) нас ждала заплаканная и перепуганная Верис. Уже предчувствуя недоброе, я послала мужу убийственный взгляд и кинулась к рабыне. Оказалось, ничего страшного не случилось. Пока. Просто один из племянников супруга решил ночью поразвлечься и выбрал для этого несовершеннолетнюю рабыню. Вряд ли сам. Скорее подсказал кто. Недоброжелателей среди слуг у Верис после ее неожиданного «повышения» было более чем достаточно. Девочка, к счастью, успела забежать в комнату, потенциальный насильник заходить к дяде в спальню побоялся, но не сдался, а упорно караулил жертву за дверью.
Я слушала все это и мрачнела с каждым словом. Варт, уже хорошо зная меня, мученически вздохнул:
- Успокойся. Ничего с ней не случится.
За дверью действительно обнаружился нахально ухмылявшийся толстый прыщавый верзила, подпиравший стену в ожидании несговорчивой рабыни. Вот оно, счастье, привалило. Как там классик пел? «И дочь-невеста, все в прыщах, созрела, значит»? Не знаю, что там насчет дочери, но вот этот точно уже «созрел».
Зайдя вразвалочку, будто к себе в спальню, по приглашению дяди в его комнату, он плотоядно посмотрел на испуганно сжавшуюся возле меня рабыню, буквально раздел ее глазами, удовлетворенно хмыкнул и повернулся к магу:
- Дядя, я думал, у тебя более послушные слуги. Выдрессированные уже.
М-да. Кто и где его учил манерам? Каким же дурнем надо быть, чтобы подобным тоном разговаривать с главой собственного рода, да еще и черным колдуном?
Муж прищурился и несколько секунд молча в упор разглядывал родственника, будто примеривался, с какой стороны его, как бабочку, на булавку насадить, потом задумчиво произнес: