«Я над ними тиран, над этими зверями. Точно так же, как тот Иогала тиран был над Ирвером.»
Тучи, чреватые пудами, тысячами пудов липкого снега, топтали Птичью долину.
Вершины и высокие перевалы было не разглядеть – там, где рисовал снежные шапки и шлемы солнечный день, теперь обманывала сизая, с черными проточинами, фата-моргана.
Правда, облака там, вверху, были другими – поджарыми, ломкими, быстрыми.
Они скоро менялись местами, тревожно слоились и деликатно сталкивались. Где-то вдалеке, в стороне вершины с игривым названием Поцелуйная, неслышно блеснула молния.
Бат насупился и недовольно причмокнул. Он вырос в горах и знал: когда такие тучи, когда наверху теплынь и молнии – жди сходня, лавины.
«Что это придумала молодая княжна? Какой осел промышляет в начале весны, – тем более барса? Ведь течка у маток! Уходят они высоко, дерганые становятся, об этом деле только и думают. И дерутся в охотку – страшно бьют, лапой рвут животы собакам, давят их, как кутят… Княжне все хихоньки-хахоньки, а мне тут шуруй…»
Впрочем, днем раньше Бат был на этот предмет другого мнения.
За живого барса обещали сто монет серебром – как за десять отменных медвежьих шкур.
Тут было ради чего стараться. Бат любил серебро – не столько как послушливую субстанцию, что быстро превращается во вкусную еду и блудливых женщин, сколько как объект художественный. Серебряные кругляши с бровастой императрицей не давали покоя безымянному лилипуту, что живет в каждом человечьем глазе и по членам которого от раствора алых губ иной светлокудрой красавицы или от солнечного покоя прекрасного пейзажа пробегает экстатическая судорога.
Добывать зверей живыми Бат умел и любил. Не один зверинец был заселен его трудами. И держатели зверинцев – рангом от барона и выше – оказывали Бату нечто вроде почета.
Да, в ловле этой был для Бата свой азарт. Совладать с живым барсом – вот это дерзновение! Его и убить-то непросто, как упадет на спину, как пустится лапами отбивать, живучий, быстрый…
Но как раз на такой случай у Бата была сеть. Вот упадет «кошуратик» на спину, вот пустится лапами отбивать – а он его сетью-то и накроет!
Главное – не мешкая присобрать ее, спеленать усатого негодника. И за веревку его, волоком вниз, по снегу легко пойдет, может разве шерсть на боках пострадает. Ну да шерсть – не уши, отрастет лучше прежней, на княжеском-то харче.