-
Мэг, если любимого пирога масы Эдмунда не будет на столе, ты отхватишь плетей!
Ясно? – зло крикнула рабыня – экономка.
Я
не любила тётушку Тару. Она всегда ходила, задрав нос как можно выше, считая
своё положение в доме хозяев самым привилегированным. Тётя Тара говорила, что
на ней держится весь дом. Без неё белые и дня не проживут, потому что только
она способна всё и всех проконтролировать. И хозяин очень любит её. Тара же
была её кормилицей. Но мы-то отлично знали, она для них чуть дороже гончего
масы.
-
С масой Эдмундом я уж как-то сама разберусь, — огрызнулась мама.
Тётя
Тара завернула, как обычно, свой нос и устроила нагоняй другим рабыням. С моей
матерью она особо не ругалась. Кормилица
хозяина знала о связи моей матери с Эдмундом.
-
Ну, что случилось? – спросила мама, опускаясь на колени.
-
Злой белый дядя забрал ребёнка у тёти, - плакала я.
Она
обняла меня. Тёплые руки мамы гладили спину, а губы целовали мокрые от слёз
щёки.
-
Перестань, милая, - успокаивала она, - тебя никто не заберёт.
-
А надсмотрщик бил её, - я расплакалась, представив маму на месте той рабыни.
-
Меня бить нельзя, и тебя никто не заберёт, Лили, - руки мамы уже обнимали мои
щёки.
Я
смотрела в её глаза. Они мне показались такими искрящимися, как капельки
утренней росы. Моя мать пыталась сдержаться и не расплакаться. Она не хотела
меня напугать. Лучше чтобы маленькие дети не знали, что в этом красивом мире,
куда они пришли есть боль и горе. Мама старалась, как могла оградить меня от
этой жестокой жизни раба.
Когда
я узнала о своём рабском положении - мне было шесть лет. Очень поздно для такой
правды. Многие чёрные дети уже к трём знали, что они собственность. А я жила и
не знала об этом. Я бегала за бабочками. Я не собирала хлопок на плантации, как
другие дети. Я ела вкусные блюда, приносимые матерью из дома. Я ела их и не
догадывалась, что это всего лишь объедки с господского стола. Куски поощрения,
брошенные нам, как собакам. Я не видела, как хлещут провинившихся рабов кнутом.
Мама не водила меня на расправы. А для всех это зрелище было обязательным. Так
сказать, поучающим и в назидание другим. Я не слышала стонов рабов в холодных
ямах. Не видела беглецов в колодках. По прихоти хозяйки все наказания
проводились за домом на конюшнях. Её впечатлительная натура не могла выносить
жестокости.