— Ясно, — усмехнулся второй
незнакомец. — К чему я должен быть готов?
— Паренёк хорошо пластует саблей.
— Насколько хорошо?
— Опытного поместного дворянина
расписал как ребёнка.
— Нрав?
— Дикий. Что твой волк.
— Ты уверен, что тебе нужен он
живым?
— Ты глухой?
— Сколько?
— Сто.
— СКОЛЬКО?! — ахнул второй
незнакомец.
— Сто. Если убьёшь всех, кого найдёшь
возле него, — сто двадцать. Плюс у него ещё возьмёшь сколько-то.
Бронька с мисюркой рублей на десять его потянет. Сабля у него добра
— ещё дюжины полторы, может, две. Монетами у него точно больше
десяти рублей имелось. Точнее не скажу. Но то — сверху. А моя цена
уже сказана.
— Ты никогда столько не платил.
— Я никогда его и не заказывал.
— Его будут искать?
— Я бы не советовал тебе его всем
встречным показывать. Связал. Сунул кляп в рот. И положил под сено
на дроги. Так тебе самому будет проще.
Помолчали.
— По рукам?
— Полторы сотни.
— ЧТО?!
— Полторы сотни. — повторил второй
незнакомец. — Причём вперёд.
— Вперёд? Обмануть меня вздумал?!
— Чуйка моя говорит, что дело это
пахнет дурно. Так что рисковать попусту не хочу.
— А чего дурного? Он простой
поместный дворянин с окраины.
— Ты смотри сам, — пожал плечами
второй незнакомец. — Я свою цену назвал. Ты знаешь, я человек
слова. Обещал — значит, сделаю.
— Ты ведь понимаешь, с кем дело
имеешь?
— Сколько у него людей? —
проигнорировав угрозу собеседника, спросил второй незнакомец.
— Там два послужильца из холопов. И
сколько-то простых обывателей. Крестьян да ремесленников. Даже
нищий один есть. Но не хочу тебя обнадёживать. В прошлом году людей
у него было меньше, и он имел дело с разбойниками. С дюжиной. Так
из них, сказывают, только трое сумели ноги унести.
— Совсем юный паренёк?
— Верно. Молокосос. Новиком
поверстали.
— И где же это юный поместный
дворянин так с сабелькой поднаторел? Они ведь как вылупятся — ни
черта не умеют. Только на службе, в походах и осваивают. Особенно
добро выходит у тех, кто на береговую службу ходит. Но туляки вроде
бы от сего избавлены. Они за берегом. Считай, круглый год
тетёшкаются с татарами. Так что… не понимаю… Не может быть, чтобы
молокосос столь искусно наловчился…
— Сам голову ломаю. Но с сабелькой ты
с ним не сходись, если предложит. Мню, что он мог душу дьяволу
продать.
— Так чего открыто не возьмёте?
Первый незнакомец повернулся к своему
визави и остро взглянул на него. Но говорить ничего не стал.