– Горит, Алехин, море. Горит. Зря не веришь.
– Какое море? – ошеломленно спросил Алехин.
– Черное…
Длинноволосый отобрал у Алехина трубку.
– Хватит с тебя, – сказал он с придыханием. – Тяжелый ты человек.
До Алехина наконец что-то дошло. Эй, мужики, обеспокоенно сказал он. Если даже и горит море, я-то тут при чем?
– Тебе сколько лет? – спросил длинноволосый.
– Немного за тридцать, – неохотно признался Алехин.
– Тридцать пять. Медленно взрослеешь, Алехин. – Длинноволосый почти с сочувствием похлопал Алехина по грязной ветровке, но тут же пригрозил: – Смотри, не потеряй рака. Мы его тебе отдаем на время. Ну, как переходящий приз. Когда понадобится – придем. Так что сваливай!
И Алехин свалил. Да с такой скоростью, что чуть не сшиб в садике странный, похожий на гранатомет, прибор математика Н. Чертыхнулся второпях: этот Н. тоже придурок. Прибор поставил, а не страхует.
А в конторе в тот день он услышал:
– Ой, Алехин! Зоя Федоровна видела летающую тарелку!
Все конторские метелки были в ужасе и восторге. Все – молоденькие, все как на подбор некрасивые. Правда, все замужем. Видно, для такого дела, как замужество, остренькие коленки, белесые реснички и копешки волос на маленьких головах вовсе не препятствие. А вот Зоя Федоровна, заведующая отделением Госстраха, при всей своей внешней импозантности всю жизнь просидела в старых девах. Отсюда и характер. Зная, например, что Алехин пьет крайне редко, Зоя Федоровна все равно каждый день незаметно к нему принюхивалась. И всяко предупреждала:
– Был у нас один человек, Алехин. Все пил и пил. А где он сейчас?
И сама отвечала:
– На каторге!
– Да какая каторга в наше время?
– А жизнь? – резонно возражала Зоя Федоровна. – Разве не каторга?
О жизни Зоя Федоровна знала все. О счастливой тоже. Чтобы жить счастливо, знала она, надо все предметы роскоши поровну разделить на всех и бесплатно раздать. После такого важного события в истории человечества надо будет лишь следить за тем, чтобы ни у одной отдельно взятой человеческой особи снова не возникло ужасной жажды накопления. Если такая жажда возникнет, незамедлительно отправлять такую ненадежную особь на каторгу, невзирая ни на пол, ни на возраст, ни на образование. А всем ворам, даже самым мелким, рубить руки выше локтей. А чтобы нигде и никогда не возникало дурацких несуразиц, связанных с так называемым любовным томлением, раз и навсегда освободить все человеческие особи от исполнения дурацкого супружеского долга. И все такое прочее.