Захлопал плешивый:
– «Калинка, калинка, калинка моя, в саду ягодка малинка, малинка моя!..» Шевелись, Егор!
Пели, в ладоши хлопали: только сынок да рыжая смотрели сердито, но Егор их сейчас не видел. Он видел неуловимые, расплывающиеся лица, и ему казалось, что лица эти расплываются в счастливых улыбках.
– Эх, мил дружки вы мои хорошие! Да чтоб я вас не уважил?..
Три раза вставал – и падал. Падал, хохотал до слез, веселился, и все хохотали и веселились. Кое-как поднялся, нелепо затоптался по поляне, размахивая не в лад руками. А ноги путались и гнулись, и он все совался куда то не туда, куда хотел. Туристы хохотали на все лады, кто-то уже плясал вместе с ним, а рыжая обняла Кольку и конфетами угощала.
– Ничего, Коля, ничего. Это сейчас пройдет у него, это так, временно.
Не брал Колька конфет. И смотрел сквозь слезы. Злые слезы были, жгучие.
– Давай, Егор, наяривай! – орал сивый. – Хорошо гуляем!
– Ах, мил дружок, да для тебя…
Кривлялся Егор, падал – и хохотал. От всей души хохотал, от всего сердца: весело ему было, очень даже весело.
– Ай, люли, ай, люли! Два притопа, три прихлопа!..
– Не надо!.. – закричал, затрясся вдруг Колька, вырвавшись из рук рыжей. – Перестань, тятька, перестань!
– Погоди, сынок, погоди. Праздник ведь какой! Людей хороших встретили. Замечательных даже людей!
И опять старался: дрыгался, дергался, падал, поднимался.
– Тятька, перестань!.. – сквозь слезы кричал Колька и тащил отца с поляны. – Перестань же!..
– Не мешай гулять, малец! Давай, давай отсюда.
– Шевели ногой, Егор! Хорошо гуляем!
– Злые вы! – кричал Колька. – Злые, гадкие! Вы нас как мурашей тех, да? Как мурашей?..
– Егор, а сынок-то оскорбляет нас. Нехорошо.
– Покажи отцовскую власть, Егор!
– Как не стыдно! – кричала рыжая. – Он же не соображает сейчас ничего, он же пьяный, как же можно так?
Никто ее не слушал: веселились. Орали, плясали, свистели, топали, хлопали. Колька, плача навзрыд, все волок куда-то отца, а тот падал, упирался.
– Да дай ты ему леща, Егор! Мал еще старшим указывать.
– Мал ты еще старшим указывать… – бормотал Егор, отталкивая Кольку. – Ступай отсюда. Домой ступай, берегом.
– Тятька-а!..
– Ы-ых!..
Размахнулся Егор, ударил. Первый раз в жизни сына ударил и сам испугался: обмер вроде. И все вдруг замолчали. И пляска закончилась. А Колька вмиг перестал плакать: словно выключили его. Молча поднялся, отер лицо рукавом, поглядел в мутные отцовские глаза и пошел.