– Литр, – сказал Освальд и заговорил торопливо, захлебываясь концами слов: – Так ведь, господин офицер, как полицейскому-то не дать, когда просит, это же невозможно совсем, это же вовсе никак невозможно, и на опохмелку даем, и просто так, а уж в мороз-то, само собой, отказать нельзя, вы же понимаете, господин офицер…
– Дорого твой литр отечеству обошелся, – сказал офицер ледяным голосом. – Ладно, иди.
– Домой? – не поверил Освальд.
– Домой, домой, – отмахнулся от него офицер. – С глаз моих!
– Вот спасибо, – сказал Освальд, пятясь и кланяясь, – вот спасибо-то…
Пешком до дому он добирался полтора часа и основательно замерз: лицо, руки, ноги. Отогрелся он быстро, но никак не мог унять дрожь. Все становилось как из киселя, едва он вспоминал глаза офицера, – а вспоминал он их тем чаще, чем сильнее старался забыть, – глаза желтые, как у кошки, воспаленные – то ли с похмелья, то ли от бессонницы, – с крохотными зрачками, неподвижные – глаза убийцы, понял Освальд. Ему стало еще страшнее. Не убежать, не спрятаться – найдет, догонит. Не задобрить, не купить… В какой-то момент он поймал себя на том, что встает и одевается, чтобы куда-то идти. Потом он оказался у мельницы, дверь почему-то была открыта, горела керосиновая лампа, и в дальнем углу, за жерновами, на связках пустых мешков сидели двое. Освальд обмер, но один из сидящих повернулся так, что осветило его лицо, – это был Альбин. Кричать на него и ругаться было бесполезно. Второй был незнакомый, в стеганке и ватных брюках, и в полутьме Освальд не сразу разобрал, что это китаец.
– Лю? – спросил Освальд, вглядываясь в него. – Ты что тут делаешь?
Альбин замычал и замахал руками перед лицом Освальда, а потом стал пальцем выводить на полу буквы. Это был не Лю, а его младший брат, он приехал к старшему, но теперь, когда Лю убило, ему некуда идти, жить же там, где убило Лю, он боится. Пусть он помогает на мельнице.
Это было и хорошо, и не очень. Освальд подумал, прикидывая все расходы и выгоды, потом сказал:
– Хорошо.
Альбин залопотал, захлопал китайца по плечу, заулыбался. Китаец тоже робко улыбнулся.
– Понимаешь по-нашему? – спросил Освальд, выговаривая слова медленно и четко.
Китаец посмотрел на Альбина. Альбин замычал и завертел головой.
Тогда Освальд показал на жернов и раздельно сказал: