– Только через центральный вход. Но там всегда дежурит охранник.
– А с той стороны? – Донцов перевёл взгляд на застеклённую галерею.
– Там имеется раздвижная решётка. На ночь она запирается на навесной замок.
– Разве подобрать к нему ключи – проблема?
– Думаю, что не проблема. Но тогда сработает сигнализация.
– Понятно… Все окна первого этажа оборудованы решётками?
– Все, кроме столовой, – упреждая очередной вопрос следователя, Шкурдюк торопливо добавил: – Это служебная столовая, для персонала. Пациенты там не бывают. Понимаете ли, решётки у нас ставятся не против тех, кто хочет проникнуть вовнутрь, а против тех, кто хочет выйти наружу.
Для пущей наглядности он даже извернулся всем телом, изображая человека, преодолевающего некую невидимую преграду.
– Но, надеюсь, столовая оснащена сигнализацией? – Странно, но здесь, на холоде, Донцов чувствовал себя значительно лучше, чем пару часов назад в теплом кабинете.
– Непременно! – заверил его Шкурдюк. – Кучу денег на неё угрохали.
Ворон, скорее всего тот самый, тем временем вернулся, но уселся подальше от людей, на крышку мусорного контейнера.
Кряжистый, сутуловатый мужчина, до этого соскребавший со стены какую-то непотребную мазню, достал из кармана ломоть черного хлеба и швырнул его птице. Заместителю главного врача такая филантропия очень не понравилась.
– Аскольд Тихонович, вы опять за своё! Я неоднократно запрещал вам кормить этих стервятников! – хотя полноценный крик у Шкурдюка не получался, человек со скребком должен был обязательно его услышать.
Однако он никак не отреагировал на столь категоричное замечание и возобновил свою монотонную деятельность. Ворон, злобно каркнув на Шкурдюка, подхватил хлеб и скрылся с ним в неизвестном направлении.
– Кто это? – осведомился Донцов.
– Лукошников. – Шкурдюк болезненно поморщился. – Аскольд Тихонович. Наш дворник.
– А что он делает сейчас?
– Стену чистит, разве не видите. Какой-то мудак из баллончика размалевал. Растворителем пробовали – не берет.
– Интересно…
– Что тут интересного! В нашем доме все подъезды тем же манером испоганены. Убивать надо таких живописцев.
С этой плодотворной мыслью Донцов в принципе был согласен, но сейчас его занимало совсем другое – хулиганская мазня, на текущий момент уже почти уничтоженная, находилась прямо под окном злополучной палаты.