Почти одновременно она услышала два голоса – мужской и женский, приближавшиеся со стороны деревни.
С того места, где находилась Вероника, ей сначала не был виден пожилой мужчина, тащивший с полдюжины мешков с провизией – пирогами, сушеными овощами и прочим. Поставив их на землю, он спросил:
– Стало быть, хорошо съездили, госпожа Онорина?
– Прекрасно.
– А куда ж вы ездили?
– В Париж, куда ж еще! Меня не было целую неделю… Кое-что вот купила для хозяина.
– Небось довольны, что вернулись?
– Еще бы!
– Смотрите, госпожа Онорина, ваша лодка на том же месте. Я навещал ее каждый день. А сегодня утром снял брезент. Ну как, ходит она ничего?
– Отлично.
– Да, моряк из вас что надо. Ну кто бы мог подумать, госпожа Онорина, что вы научитесь управляться с моторкой?
– Это все война. Молодежь с острова разъехалась, остальные ловят рыбу. И потом, до войны раз в две недели к нам заходил пароход, а теперь и этого нет. Вот и приходится ездить за покупками.
– А как с керосином?
– У нас есть еще запас. Тут все в порядке.
– Ну ладно, пока. Так я пошел, госпожа Онорина. Помочь вам погрузить?
– Не стоит, вы же спешите.
– Ну пока, я пошел, – повторил мужчина. – До следующего раза, госпожа Онорина. Я приготовлю пакеты заранее.
Отойдя на несколько шагов, он крикнул:
– Поосторожней там у рифов, что окружают ваш чертов островок! Не зря у него такая слава. Просто так островом Тридцати Гробов его не назвали бы! Удачи, госпожа Онорина!
Он свернул за скалу и скрылся из вида.
Вероника вздрогнула. Тридцать гробов! Те же слова, что она прочла рядом с ужасным рисунком!
Вероника подалась вперед. Женщина подошла к лодке, погрузила в нее принесенную ею самой провизию и обернулась.
Теперь Вероника увидела ее спереди. На женщине был бретонский костюм и чепец, подвязанный черными бархатными лентами.
– Чепец, как на рисунке, – пролепетала Вероника. – Как у трех распятых женщин!
Бретонке было лет сорок. Ее волевое, обожженное солнцем и морозом лицо было скуластым и грубым, однако его оживляли большие черные глаза, умные и добрые. На шее у женщины висела массивная золотая цепь. Грудь плотно облегал бархатный корсаж.
Женщина подносила пакеты, складывала их в лодку, для чего ей приходилось становиться коленями на камень, к которому та была причалена, и тихонько что-то напевала. Закончив погрузку, она взглянула на горизонт, затянутый черными тучами. Это, впрочем, нисколько ее не обескуражило. Она принялась отвязывать швартов, продолжая напевать, но уже громче, так что Вероника разобрала слова. С улыбкой, которая обнажала красивые белые зубы, женщина пела протяжную детскую колыбельную: