Омыв ладони, Перкау собственноручно
начал пересыпать соль в соседний бассейн с помощью пары
резных ковшей из чернёного металла. Действие было неспешным,
завораживающим. Нэбвен хотел было помочь, но жрец покачал
головой.
— Таинство, — коротко
объяснил он очевидное.
Через какое-то время показались
останки, уже частично высушенные. Плоти на костях этого рэмеи
осталось значительно меньше, чем при жизни. Нэбвен безошибочно
определил следы страшных ран — ран, нанесённых оружием,
а не клыками и когтями. Этому мужчине проломили
череп, и его тело стало пиром для зверей — возможно, ещё
до того, как жизнь окончательно оставила его. «От его
лица мало что уцелело», — слова Перкау смягчали
действительность. Даже искуснейшие бальзамировщики вряд ли
сумели бы составить из жалких остатков плоти
на черепе достоверный портрет погибшего.
— Без освящённой глины
из храмов Великого Зодчего нам не удастся восстановить
целостность его формы, — тихо с грустью проговорил
Перкау.
Нэбвен внимательно изучил труп. Ответ
он знал и так — перед ним был Сенахт,
а не царевич Хэфер. Эмхет вели свой род от самого
Ваэссира, первого божественного правителя Таур-Дуат. Чёрными волосы
были у большинства жителей Империи. Но представителям
рода Эмхет был присущ особый изгиб рогов, отдалённо напоминавших
рога ибекса[7], только более изящных
и лёгких. Изгиб рогов этого рэмеи был совсем иным, типичным
для многих представителей народа Таур-Дуат.
— Да, мудрый, это
не царевич, — вздохнул воин, отходя от бассейна
с солью.
Так же медленно
и торжественно Перкау стал засыпать тело заново.
— Увы, нашли мы только
его, — сказал жрец, не отрываясь от своего
занятия.
— Вполне возможно, что этот
мужчина не заслуживает погребения так же, как
и те люди, — осторожно заметил Нэбвен.
Перкау замер и поднял
на него взгляд.
— Почему?
— Это — один
из телохранителей наследника... тот, кто предал его.
— Император приказал осквернить
тело, если найдёте? — сухо уточнил жрец.
— Нет, такого приказа
не было.
— Тогда мы подождём, пока
появятся доказательства.
— Против него свидетельствовал
единственный уцелевший телохранитель.
— Живым легко свидетельствовать
против мёртвых, пока мы на земле. Я не могу
нарушить покой мёртвого, не имея на то самых веских
оснований. Мы и без того потревожили его в эту
ночь.