Я сбросил с себя личину. У меня такая привычка – я всегда надеваю личину, прежде чем открыть дверь. Потому что моя обычная внешность, не произвела бы ни на кого на Пенте ровным счетом никакого впечатления. Начнем с того, что я молод, высок, но довольно тощ, с густой рыжей шевелюрой. А еще мне не раз говорили, что мои голубые глаза чем-то напоминают глаза Глипа. Когда я посмотрел в зеркало, мне никак не удалось разглядеть у своего зеркального отражения того же невинного и любопытного выражения, что и у моего питомца-дракона, однако Ааз уверял меня, что оно там присутствует. Никто бы в нашей дыре не поверил, что когда-то меня называли Великим Скивом, или Скивом Великолепным, королем магов и магом королей.
Я улыбнулся своим питомцам.
– Все в порядке, ребята. Пора обедать!
Повар из меня никакой – у себя на Базаре-на-Деве я привык к тому, что достаточно высунуть голову из палатки, как тотчас перед носом окажется что-нибудь этакое из экзотической кухни любого измерения. Нечто такое вкусное, что просто пальчики оближешь; нечто такое, на что даже страшно взглянуть или что даже страшно понюхать, и что не идет ни в какое сравнение с моим маскировочным прикидом. Моя собственная стряпня по степени омерзительности располагалась где-то между, но Глип ест все, а Лютику довольно подножного корма.
Кухня, как и полагается таковой в доме, рассчитанном на сотню гостей, была огромна. У меня в духовке – в таких еще пекут хлеб – всегда поддерживался небольшой огонь; я не любил разводить его в огромном очаге, который занимал целую стену, общую с остальным трактиром. Обычно мы ели за скромным столом, задвинутым в небольшую нишу – здесь было тепло и уютно. Соблюдать хорошие манеры не имело никакого смысла хотя бы потому, что у нас никогда не было постояльцев, так что я мог сидеть, привалившись к стене.
Я поставил на стол рагу, которое до этого вовсю кипело и булькало в котелке под закрытой крышкой среди угольев в очаге. Одна щедрая порция для меня, пять – для Глипа (надо сказать, этот негодник еще подкармливается всякими грызунами в амбаре, но я делаю вид, будто ничего про это не знаю). Рагу не подгорело, чему я был чертовски рад, поскольку с припасами у нас туго.
Отправиться в город за покупками значило привлечь к себе любопытные взгляды торговцев и горожан – они тотчас начинали судачить о том, кто я, откуда и вообще что делаю в этой старой придорожной гостинице. Когда-то мне казалось, что они таким образом проявляют дружелюбие, однако опыт заставил усомниться в этом. Теперь я отнюдь не уверен в их добром расположении к моей персоне. Я начал избегать ответов на вопросы и вместо этого сам принимался расспрашивать любопытных о том, как у них обстоят дела, отелилась ли их лучшая молочная корова и так далее. И меня потихоньку начали считать славным малым – кем-то вроде мальчика на побегушках у старика из придорожной гостиницы, однако никто обо мне так ничего толком и не узнал. Меня это вполне устраивало, хотя бы потому, что я и сам не готов пока ответить на все эти вопросы.