– Для какого представительства?
– Показать: дескать. Батя наш – не бригадир какой вшивый, а крутой авторитет.
– Кому показать?
– Деду твому! И бабке в придачу! Теперь включился?
– Чего?
– Понял, спрашиваю?
– А чего тут не понять? Ты не шибко-то наезжай, Куркуль, фильтруй базар!
Или ты меня за дебила держишь?
– Да ладно, не заводись ты, Грачило, – махнул тот рукой.
– Заводись, не заводись… – вроде примирительно проурчал Грач, опрокинув очередной стаканчик. – А Седого бы пробить нехудо.
– Не лезь поперед Бати в пекло, понял? Я в позапрошлые выходные с Караем сюда Батю привозил. Так он этого Седого за свой стол усадил.
– Батя – бомжа?
– Стасик-то сидит.
– Ты не мути! Стасик – придурок! Шут фасолевый, из гнилых. А Седой – натуральный бомжара, бичуган.
– Ну и что? Кто Бате указ? Ты? У него глаз наметанный. Может, приручает?
– Кого? Седого? Да он же с «чердаком» не дружит! Там по всей «крыше» даже не протек – водопад, Ниагара, мля! Ты ему в глазенки заглядывал? Да у него в бестолковке мухи давно летят в теплые края! Стаями!
Грач икнул, уставился хмельным взглядом в затылок Седому и замер так, неспешно потягивая винцо. А тот тем временем аккуратно доцепил очередной чурбачок – и обернулся. Грач наткнулся на этот взгляд встык, как мерин на оглоблю. Подавился вином, закашлялся, а когда снова поднял глаза, Седой же продолжал все то же мерное и неторопливое занятие: удар, удар, удар.
– Че, Грачило, обмочился? – вроде добродушно усмехнулся Куркуль, оценив смятение сотоварища, но напарника от того тягучего взгляда будто повело: сухощавый Грач, подогретый вином, вдруг взъярился, взвился разом, как охваченный огнем сухой хворост… Его кулак полетел в голову сидящего напротив дружка и с хрустом врезался в переносицу. Куркуль рухнул на спину вместе со стулом. Грач вскочил и двумя мощными ударами кованых ботинок раскроил незадачливому собутыльнику стальными набойками щеку, содрав со лба лоскут кожи.
– Чачи напился, да? – гортанно выкрикнул, пытаясь сделать грозным круглое добродушное лицо, лысеющий кавказец лет шестидесяти, в белом фартуке и поварском колпаке, выскочивший из кухни на шум. – Совсем с ума сошел, да? Моча в голову ударила?
Грач молча, словно опьяненный кровью боевой пес, ринулся на хозяина ресторанчика. Тот попятился, успел сделать шаг, другой, уперся лопатками в стену, но Грач мчался прямо на него, ослепленный яростью. И вдруг словно налетел на невидимую преграду: ноги подкосились, и он с маху рухнул на деревянный настил.