– Сделайте милость, голубчик, уважьте. Уважьте на прощанье.
– Да, да…
Беру костяную ручку и ставлю жирный твердый знак, столь дорогой его педагогическому сердцу. Сергей Афанасьевич доволен, успокоился:
– Спасибо, мой друг, спасибо!
А через семнадцать месяцев произошла Октябрьская революция. Одни ли твердые знаки она уничтожила? Я опять забегаю вперед. Москва. Военный коммунизм.
– К вам, Анатолий Борисович, гость! – уважительным голосом сообщает соседка по коммунальной квартире в Богословском переулке.
Выхожу в полутемный коридор.
– Сергей Афанасьевич!..
Сам не понимаю почему, но я очень обрадовался:
– Милости прошу!.. Пожалуйста!.. Пожалуйста, захо дите…
И распахиваю дверь в комнату.
Мой бывший директор несколько похудел. Голова и бородка стали как декабрьский снег, только что выпавший. Но выглядит старик, как говорится, молодцом.
– Я учительствую, – сообщает он, – в той же нашей с вами гимназии… Преподаю российскую словесность юным большевикам… Отрокам и девицам… Славные ребята.
Мысленно улыбаюсь этому слову – новому для Сергея Афанасьевича. Нас он называл «господами».
– Да, любопытные ребята… И, знаете, даже не команду ют мной, а вроде как я ими. Ладим, ладим.
Разговор переходит на политику.
– Если толком разобраться во всем, что происходит, – продолжает Сергей Афанасьевич, – можно прийти к выводу, что большевики осуществляют великие идеи Платона и Аристотеля. «Все доходы граждан контролируются государством»… Так это же Платон!.. «Граждане получают пищу в общественных столовых»… И это Платон! А в Фивах, как утверждает Аристотель, был закон, по которому никто не мог принимать участия в управлении государством, если в продолжение десяти лет не был свободен от занятия коммерческими делами… Разве не правильно? Какие же государственные деятели из купцов? Мошенники они все, а не государственные деятели!
Мне становится весело.
– А как же, Сергей Афанасьевич, с твердым знаком? – спрашиваю не без ехидства. – Помните, как вы огорчились, когда я отменил его при получении аттестата зрелости?
Старик добродушно смеется. Он все помнит.
– Теперь, друг мой, прошу просветить меня светом имажинизма. Все манифесты ваши прочел, все книжицы ваши у меня имеются, да как-то не в коня корм.
Мне приходится держать ответ перед директором Третьей пензенской гимназии, принявшим Октябрьскую революцию через Платона и Аристотеля.