Понятно, были у нашей работы и свои темные стороны.
Например, отравленные стрелы. Пуля может проделать в тебе дыру, но пуля иногда оставляет шанс выжить, а вот отравленные стрелы бьют наверняка. Через час-полтора ты уже труп, ты валяешься под солнцем, вздутый, как дирижабль, и ни один лекарь не посмотрит в твою сторону.
Понятно, это не добавляло нам добрых чувств к симбу, хотя в принципе я не из тех, кто вообще относится к черным плохо. Просто я привык выполнять работу тщательно. Этому я научился у немцев, когда они вошли в Хорватию. Немцы в высшей степени аккуратные работники. Опыт, перенятый у них, пригодился мне в Конго, где я старался обучить новичков прежде всего основательности. Увидел черного – убей! Ведь на нем не написано – враг он тебе или просто в неудачное время вышел из хижины взглянуть, как там светит солнце. Наш главный шеф, командовавший рейнджерами (кстати, немец – майор Мюллер), одобрял подобные вещи, а уж майору Мюллеру можно верить – с 1939 года не было, кажется, ни одной войны, в которой он бы не участвовал. Именно майор научил нас в занятых у симбу деревнях убивать прежде всего знахарей и кузнецов. Кузнецы штампуют наконечники стрел, а знахари снабжают партизан ядами.
После активных действий на юге мы рады были узнать, что наша группа выступает на патрулирование одного из самых глухих, но зато и самых спокойных уголков Катанги. Капрал, человек желчный и скрытный, давно, на мой взгляд, оставивший мысли о штатской жизни, собрал нас вместе. Он прекрасно разбирался в местных диалектах и сразу спросил меня:
– Усташ, как прозвучат на местном диалекте команды: «Стой, пошел, вперед, сидеть, не глядеть по сторонам»?
– Телема, кенда, токси, ванда, котала на пембените.
– А как ты поймешь просьбу черного друга – бета не локоло на либуму?
– Бей его прямо по животу! – без всяких раздумий перевел француз Буассар.
– Ну, а если черный спросит: «Мо на нини бозали кобета?» – то есть за что бьете?
– Лично я просто поддам черному под ребра. И скажу: «Экоки то набакиса лисусу?» Хочешь еще?
Буассар любил посмеяться.
Пылища на тропах Катанги невероятная.
Когда мы ввалились в лес, от пыли мы избавились наконец, зато джип сразу начало бросать на корнях, будто мы на небольшом судне попали в приличную болтанку. Со всех сторон обрушилась на нас влажная горячая духота, в которой, как в бане, глохли все звуки. Откуда-то сверху прорывался иногда вопль обезьяны или птицы-носорога, но внизу все тонуло в душном обессиленном безмолвии, нарушаемом лишь рычанием джипа.