– Эта веранда очень похожа на капитанский мостик, – с коротким смешком объяснил он.
Да, так оно и было: она была застеклена маленькими окошечками, глядя через которые казалось, что река то стремительно несется на дом, то неподвижно стоит на месте, а движется и качается сам дом.
За ужином им прислуживал Селим. Но без профессиональной льстивости официанта. Непринужденно беседовал с ними, даже позволял себе облокачиваться на спинки их стульев.
Однако Уильям Бенн никак не пресекал такую фамильярность. Только один раз ухмыльнулся и спросил Рикардо:
– Тебе когда-нибудь прислуживали за столом?
– Нет, – ответил тот. – Но мне не раз приходилось видеть, как в ресторанах обслуживали других.
– Значит, ты знаешь, как это делается?
– Да, конечно.
В глазах Бенна промелькнул явный интерес.
– Кстати, ты когда-нибудь ел сливовый пудинг?
– Нет, никогда, – отозвался Рикардо, равнодушно взирая на принесенную Селимом желтоватую массу.
– Тогда у тебя сегодня будет настоящий праздник. Вот помню, как однажды у мыса… – продолжая говорить, Бенн одновременно поднес ложку с пудингом ко рту и тут же заорал страшным голосом: – Вонг!
Негр-гигант отскочил назад, будто этот вопль был молнией и мог расколоть его на две половины.
– Вонг! – крикнул он тоже, хотя, невзирая на свои чудовищные размеры, так и не смог вложить в свой громовой голос такую же повелительную интонацию.
Дверь на другом конце веранды приоткрылась, и оттуда выскользнул сморщенный, уродливый китаец, самый уродливый, который когда-либо попадался на глаза Рикардо. Даже горбун Лу мог показаться красавцем рядом с этим злобным, полным скрытого яда восточным человечком.
– Вонг, ты опять его испортил!
Китаец пробормотал в ответ что-то нечленораздельное.
– Говори по-английски, паршивый пес! – гневно прорычал хозяин дома и одним прыжком оказался рядом с ним.
Большой Селим невольно попятился в дальний угол. Китаец сунул руку во внутренний карман своей свободно висящей блузы, и Рикардо тоже инстинктивно потянулся к поясу за ножом. Однако Уильям Бенн стремительным, как молния, движением схватил китайца за длинную, аккуратно заплетенную косичку, а другую свою ладонь сжал во внушительных размеров кулак.
– Мне следовало бы превратить твою харю в кровавую лепешку! – гневно прошипел он.
Китаец скривил лицо, но не произнес ни слова.