Против грязного, вонючего, разлагающегося живого. Этим протестом полны чудесные решетки на потолках, светильники, в которых нежно плавится солнце, сияющие улыбки, зеленоватые глаза. Экополис самодостаточен. Об уродах тут помнят всего лишь как о постоянно ноющей занозе.
Гай покачал головой.
На Линейных и Масляных заводах работают лучшие специалисты.
Сейчас они отвлечены от всех важнейших программ. Они работают только на остальных. И так будет, пока мы не проведем Референдум, пока не решим окончательно распроститься с уродами. Уроды не хотят вкладывать силы в будущее, значит, надо выбрать свой путь. Гай улыбнулся. Возвращение со Станций сулило ему необычайные возможности – уже назначенные встречи с Ларвиком и с Госхином, консультации с астронавтами, когда-то выходившими на орбиту, вхождение в круг специалистов, от которых зависят целые области знаний. Тесный чудесный мир. Чувство причастности к нему заставляла сердце биться учащенно. Пожалуй, эпидемии, захлестывающие сейчас Остальной мир, действуют посильнее призывов к единству.
С некоторым недоумением он всмотрелся в сцену из романа Отто Цаальхагена.
На подиуме гинфа некий человек, без имени, суетливый, еще не урод, но с явными задатками урода, обматывал скотчем мохнатую морду некоего существа.
«Собака», – выдохнул кто-то.
«Тварь», – не согласился другой.
Конечно, отклонения в психике, но несчастный не нашел сил осознать это, а санитарная инспекция, видимо, проморгала. Собаку нельзя держать в Экополисе. Любой биологический объект должен рассматриваться как носитель болезнетворных организмов. Хозяина собаки (или твари) мучила запрещенная любовь к животному. Дежурство на Масляных заводах занимало у него всего одни сутки в неделю, но на эти сутки собака (или тварь) должна была оставаться одна.
Кто-то свистнул. Вместо того, чтобы заняться ликвидацией страшной аварии на Химическом уровне (сердце Гая тревожно стукнуло), хозяин мохнатой твари торопился вернуться в свою тесную комнату.
Гай тщетно искал новенькую.
Разумеется, она не назначала ему встречу.
Она только упомянула имя писателя. Это не повод ее искать.
Собачьи глаза – влажные, преданные – раздражали Гая. Зато будущее радовало.
Где-то через год Носители соберутся в Экополисе и Референдум будет проведен. В конце концов, биоэтика тоже начиналась с эмоциональных порывов. Позиции первых защитников живого страдали многими внутренними противоречиями. С одной стороны, категорическое требование прекратить все виды работ с лабораторными животными (что означало прекращение поступательного движения науки), с Другой – постоянное требование развивать и расширять кормовую базу (то есть, развивать и без того непомерно разветвленную сеть специализированных ферм, где на убой выращивали коров, свиней, птицу). С одной стороны, отчаянные вопли по поводу загубленных озер и рек, мертвой рыбы, вымирающих зверей, с другой, молчаливое поощрение рыбалки – спорта, в котором наибольшие почести получает самый Удачливый убийца.