К тому времени, когда слёзы высохли, мы въехали в раскрытые
ворота явно частного владения (слово-то какое! Но по-другому бы я
назвать это место не могла) и ещё несколько (несколько!) минут
ехали по дороге к медленно приближающемуся двухэтажному домине.
Между клумбой и ступенями не слишком широкой лестницы машина
остановилась.
Тип, сидевший возле меня, открыл дверцу со своей стороны и
бесцеремонно выволок меня из машины. Платок свалился ещё с начала
моего слабого сопротивления, растрепав волосы, а уж про размазанную
косметику и говорить нечего. Зрелище я из себя представляла
наверняка жалкое. Подумав об этом, я насупилась и пообещала себе,
что просто так всё равно не дамся. Пусть не думают…
Тип заломил мне руку за спину и подтолкнул.
- Иди!
От скорого предстоящего ужаса мои глаза снова налились слезами,
и я прикусила губу. Не буду плакать! Не буду! И снова вздрогнула, и
снова удивилась, когда чуть позже сильные руки, державшие меня,
заметно расслабились. Оглянувшись, успела увидеть слегка дрогнувший
рот похитителя: он что – уже сочувствует мне?..
Мы – водитель впереди – с крыльца вступили в просторное
помещение, похожее то ли на фойе театра, то ли на нежилой холл с
двумя лестницами, от противоположных стен ведущими на второй этаж;
поднялись по одной из лестниц, прошли небольшой коридор и огромную
залу и наконец-то очутились в маленькой уютной спальне. Ну,
маленькой – это, конечно, в сравнении с предыдущим помещением.
Сердце моё больно колотилось, да и мутило меня от страха, но я
всё равно уловила (да и как тут не уловить): едва я перешагнула
порог, в нос шибанула знакомая вонь чего-то очень гадостного.
Посреди комнаты стояло инвалидное кресло, на котором полулежал
парень лет тридцати, как мне показалось. Он смотрел на меня
безразлично, чуть морщась. Что-то странное было в его усталом худом
лице, ещё более бледном из-за длинных, явно давно не мытых светлых
волос и словно седых бровей. Когда я, ведомая типом в тёмных очках,
шагнула ближе, то сообразила, что светловолосый смотрит не просто
отрешённо, но с безнадёжной обречённостью, вроде как: а не пошло бы
оно всё... Хуже стало, когда я поняла: он сидит в кресле
обнажённым, прикрытым от пояса простынёй, из-под которой виднеются
пальцы босых ног.
Позади кресла, но чуть поодаль, в тени, стоял ещё один парень,
скорее даже молодой мужчина – из разряда моих же похитителей:
высокий, широкоплечий, здоровый – и очень сильно чем-то
недовольный, чего даже не скрывал. Кажется, ему не нравилось
происходящее.