Десятский оказался малый не промах – действовал сурово и расторопно, не давая поблажки ни своим, ни чужим. Скоро перед телегой выстроились два десятка испитых мужиков, одетых преимущественно в отрепье. Присутствовали здесь не только славяне, известные своим пристрастием к горячительным напиткам, но и прижившаяся в городе лесная чудь, союзные степняки-торки и даже варяги.
– Вспоминайте, мошенники, кто с покойником бражничал в канун его смерти? – грозно произнес Добрыня.
Пьянчужки молчали, кто набычившись, кто искательно улыбаясь. Лишь один смельчак выдавил из себя невнятное: «Не-е-а…»
– Нет? – приставив ладонь к уху, переспросил Добрыня. – Онемели с перепуга? Уповаете, что на нет и суда нет? Обманываетесь! Будет вам суд. А пока стойте здесь, пусть на вас честной народ полюбуется… Кто не понял меня, растолкую, – это относилось уже к основной массе присутствующих. – Пусть каждый из вас пройдет мимо сих дармоедов и, если не убоится, плюнет им в рожу. Начинайте слева, становитесь справа. Не робейте и не упирайтесь. Моими устами вам повелевает сейчас сам великий князь.
Нехотя, но пошли. А что остается делать подневольному человеку? Кому охота княжьему вирнику перечить? Попробуй потом оправдайся. С властью сутыжничать, что с волком теля делить.
Горожане тянулись цепочкой между телегой и строем пьяниц, но преимущественно взирали не на своих непутевых земляков, давно всем глаза намозоливших, а на Добрыню, который, несмотря на полуденную жару, не снял с себя ни броней, ни меча, а только голову обнажил.
Да и сам боярин уделял проходящим мимо него людям самое пристальное внимание. Можно сказать, глазами ел.
Таким манером протопала уже не одна сотня, как вдруг Добрыня указал на какого-то ничем не примечательного горожанина.
– Остановись-ка, братец мой!
Тот, словно споткнувшись, замер на месте, застопорив двигавшуюся вслед шеренгу. Внимание знатной особы, похоже, ничуть не льстило ему, а, наоборот, смущало.
– Тебя как кличут? – спросил Добрыня, рассматривая горожанина с ног до головы.
– Радко Скорядич, – смиренно ответил он.
– Чем занимаешься?
– Извозом.
– Далече ездишь?
– Нет, недалече. В сумежные городишки.
– Что так?
– Кони слабосильные.
– Где ж ты, Радко Скорядич, такие ладные сапоги раздобыл?
– У заезжего купца.
– Поди, щедро заплатил?
– В меру.