Он не стыдился признаваться в бедности. Бедность была той ценой, какую приходилось платить за чистую совесть; по мнению Милова – ценой не слишком дорогой. У Евы обстоятельства были более благоприятными, но и ей швыряться деньгами не приходилось. Да американцы и не любят этого.
– Ты о деньгах? Не беспокойся, на этот раз все складывается весьма удачно.
– Получила наследство?
– Все, слава Богу, здоровы. Нет, просто так сложились дела. Так что нужно лишь немного терпения. Вот и всё пока. Не грусти. Набирайся здоровья. Как только смогу – немедленно позвоню тебе. Целую.
– И я тебя. Желаю успеха на твоей конференции. Бай-бай…
«Интересно, – подумал он, положив трубку и присев на диван. – Мое предчувствие оправдалось, только не совсем в том виде, в каком я его ощущал. Кто его знает – может быть, я что-то не так понял, когда Мерцалов говорил, что мне в эти дни должно сильно икаться… Ошибся? Или же… это был не последний звонок? Ну что же – во всяком случае, у меня и на самом деле возникло неопределенное количество свободного времени. Потому что мне-то представлялось, что лететь надо будет немедленно. Придется поразмыслить над тем – как использовать его с наибольшей пользой. Или – это ближе к истине – с наименьшим вредом. Безболезненно убить месяц, или сколько там получится…»
2
(Обратный отсчет по-прежнему не начат)
Месяца, однако же, не получилось. Всего четверо суток.
Вечером четвертого дня, если считать от предчувствия и звонка, он вернулся домой довольно поздно – после театра. Теперь хватало времени и на то, чтобы ходить на спектакли и в концерты – не на самые лучшие, разумеется, места. Но уж став пенсионером, надобно быть им до конца. Посмотреть мир – на это денег не хватало, но на хлеб и кое-какие зрелища еще можно было раскошелиться.
Он пил цветочный чай на кухне, куда был перетащен и телефон; длинный шнур позволял иметь его под рукой даже в ванной. Трудно было привыкнуть к тому, что никто не собирается нарушить его покой требовательным звонком; никому-то он стал не нужен. А ведь были времена, когда телефон просто-таки разогревался от непрестанной работы – так, что трудно было удержать трубку в пальцах. Но великий говорун превратился в великого немого, и примириться с этим оказалось нелегко. Скоро, пожалуй, дойдет до того, что придется самому слать себе записочки по факсу. Но почему-то в это он не верил. Вот и сегодня, как раз, когда он выходил из театра, забрезжило предчувствие скорого беспокойства. Но, может быть, на сей раз то опять был отложенный штраф?