– Продолжает меняться, – ответил я. – Даже быстрее, чем я ожидал. Но я не уверен – к лучшему ли.
– То есть, вы полагаете, – к худшему?
– Нет. Я ведь сказал: не уверен. Не знаю. Очень давно не бывал здесь. Вот осмотрюсь, тогда смогу сделать какие-то выводы. Но что-то мне, во всяком случае, нравится – если говорить о деталях.
Я провоцировал его на выпад; он воспользовался подставкой.
– Вы уверены, что нравится? – спросил он серьезно. Я столь же серьезно ответил:
– Судите сами. Город строится; и на этот раз, впервые, быть может, за всю свою историю, строится хорошо, на высоком современном уровне. Не думаю, что увиденное мною здесь своей архитектурой, качеством постройки и отделки хоть немного уступает тому, что воздвигается – ну хотя бы на вашей родине. Можно, конечно, дискутировать о стиле, но не более того.
– Не слишком ли поспешное суждение? Вы не живете здесь уже двадцать лет…
– Двадцать один, если быть точным.
– Тем более. Неужели за это время вы, обитая на Западе, не выработали объективного взгляда на то, что происходит в этой стране?
– Напротив, считаю, что именно это мне и удалось.
– Мне рекомендовали вас как специалиста по новой ситуации в России. Откровенно говоря, не знал за вами таких достоинств. Но что вы – видный журналист, было нам известно и раньше, мы обратили на вас внимание достаточно давно. И, скажу прямо, нам всегда нравилось то, что вы писали об этой стране, ее проблемах и способах их разрешения.
Я и в самом деле временами писал жестковато; так было нужно.
– Ну, может быть, все эти характеристики весьма преувеличены; но, собственно, какова тема нашего разговора? Могу вам чем-нибудь помочь? Буду рад – в свободное время, разумеется.
На его лице обозначился намек на улыбку; вероятно, она должна была означать: «Да какое же свободное время может быть у нас с вами…»
– Специалисты мне назвали именно вас. И, кстати, я верю, что вы обладаете достаточной информацией для серьезных выводов. Вы ведь, не сомневаюсь, давно уже стали европейцем, вы не азиат, не так ли?
– Мое мироощущение, как и большинства моих соотечественников, всегда зависит от географических координат, – ответил я. – В Европе мы чувствуем себя европейцами. В отличие от вас, в любой точке продолжающих ощущать себя американцами – и никем другим. Если говорить точнее – мы хотели быть европейцами. Я бы сказал даже – очень хотели. И не наша вина в том, что этого не произошло. Хотя многим порой уже представлялось, что суп сварен.