– Зиновий, изволь вести себя прилично в моем доме, – потребовал Элвис, перебивая очередное возмущенное высказывание коллеги, – и прекрати оскорблять Шеллара, поскольку подобное поведение недостойно короля.
Шеллар, ничуть не смущенный и не особо похожий на оскорбленного, развалился в кресле, закинув ногу на ногу, и преспокойно принялся набивать свою неизменную трубку.
– Зиновий, – столь же спокойно изрек он, – ты сам виноват. Чего ты добивался? Чтобы тебя все-таки убили?
– Я знаю, что делаю! – продолжал вопить Зиновий, потрясая посохом. – И никакой сопляк не смеет мне мешать, будь он хоть трижды мой сын! А ты…
– Он тоже знает, что делает, – невозмутимо продолжал Шеллар, не обращая внимания на его вопли. – Он взрослый человек и имеет право на собственное мнение. Если у тебя были какие-то конкретные планы, их надлежало скоординировать с Пафнутием, хотя я сомневаюсь, что они у тебя вообще были и что ты действительно знаешь, что делаешь.
– Свои сомнения засунь себе… – в ярости закричал Зиновий, по привычке замахиваясь посохом. Шеллар не шелохнулся, только поднял глаза от трубки и принялся подробно и занудно, со множеством лингвистических терминов, объяснять значение слова «сомнения» и научно обосновывать, почему эти самые сомнения невозможно засунуть в предложенное место, чем несказанно развеселил Александра и Элвиса. Луи в процессе объяснения задремал и от очередного вопля Зиновия подскочил в таком испуге, будто на него опять напали мистралийские принцы.
– Довольно, господа, – сказал наконец Элвис, которому это безобразие надоело. – Давайте вести себя подобающим образом и не допускать некорректных высказываний в адрес друг друга. Зиновий, сядь, пожалуйста, и перестань кричать, а тебя, Шеллар, я бы попросил прервать свою познавательную лекцию и все-таки перейти к делу. Как первый вопрос повестки дня предлагаю рассмотреть заявление Пафнутия.
– Возражаю, – прорычал Зиновий. – Это наше внутреннее семейное дело, и нечего вам его обсуждать.
– Позволю себе не согласиться, – возразил Шеллар. – С того самого момента как Пафнутий вынес вопрос на публичное обсуждение, это дело перестало быть семейным и стало делом общим. Ты что же, полагаешь, что переворот в Поморье никоим образом не отразится на международной политике?
– Что, в Поморье переворот? – снова пробудился Луи. – А почему мне не доложили?