Кира медленно обошла комнату. Взяла с полки легкий темно-серый камень. Его в самом начале их знакомства привез с Луны Александр. Вспомнив об этом, Кира с досадой положила камень на место. Сделала несколько шагов – осторожно, словно пол грозил провалиться при каждом из них… Кто упрекнет ее и в чем? Кто вправе решать за нее, как прожить ей остальную, немалую часть жизни? Одиночество не страшно, если оно не навязано тебе извне – людьми, обстоятельствами. Все то, что навязано, вызывает желание бороться и отрицать… Она подошла к двери в спальню. Дверь была приотворена, за ней царил беспорядок, разбросанная постель (автоматика была выключена) еще хранила, казалось, тепло тел: ее и Александра. Кира плотно прикрыла дверь, резко повернулась и направилась в его кабинет.
Глубокие кресла хранили спокойствие, со стен глядели портреты знаменитых теоретиков и капитанов. На письменном столе белел листок бумаги. Кира торопливо схватила его, перевернула; листок был чист. Следов не осталось, но в каждом углу комнаты свила гнездо память. Она была похожа на птицу: не оставляла следов в полете, но вила гнездо из всего, что попадалось. Неразборчивая птица и, наверное, хищная. Не был ли памятью тот орел, что терзал Прометея?
Неподвижно стоя у стола, она услышала, как тот, в прихожей, кашлянул. Она мысленно позвала его и тотчас услышала шаги. Человек вошел в соседнюю комнату. Кира стояла, не шевелясь, затаив дыхание. Шаги стихли, потом возобновились. Дверь отворилась беззвучно. Он вошел. Кира почувствовала, что в следующий миг он дотронется до нее. И она ударит его – яростно и не один раз. Есть вещи, которых нельзя делать на кладбище – хотя бы и надежд.
Она стремительно повернулась.
– С тех пор ничто не изменилось, – сказала она, стараясь, чтобы слова прозвучали как можно спокойнее. – И не изменится.
Руки опустились; несколько секунд он смотрел ей в глаза. Она не отвела взгляда.
– Это не для меня, а для тебя, – сказал он. – Но ты еще не поняла. Я поторопился. Я приду завтра. С утра.
Поклонившись, он вышел. Кира слышала, как за ним затворилась и наружная дверь. Тогда она почувствовала, что колени дрожат и пот выступил на лбу, и опустилась на диван.
– Тварь! – сказала она о себе. – Спешишь убедиться, что ничего еще не потеряно? Погоди, вот вернется Алька, он тебе…