— Ого! — протянула кудрявая и округлила брови от удивления, взяв
две купюры по сто долларов. — Это же так много!
— Пообещай, что не станешь делиться с Коджи деньгами... — тихо
сказал я сестре, заведомо понимая, насколько она любит его. Такие,
как она, обычно требовали много любви, но и делились ей не
хуже.
О курсе валют в этом мире я не знал, но очень надеялся на то,
что он примерно тот же, что и был в моем мире, если не больше. Тут
многое, на самом деле, напоминало мой прошлый мир.
— А теперь иди в школу! — замахнулась она кулачком, но я быстро
увернулся и попятился назад. — Ты и так туда два месяца не ходил,
ленивая задница! Вот выгонят тебя, будешь знать, дурачок!
— Все, я пойду умоюсь, можно? — показав всем телом, что я
сдаюсь, промычал я.
— Ла-адно... — довольно улыбнулась Азуми. — Иди, бить не буду...
но смотри у меня...
Пошаркав до ржавого умывальника, я снова поморщился, увидев свое
лицо. За ночь под глазом успел образоваться темный синяк. Я долго и
пристально вглядывался в свое новое лицо. Нужно было все же
исправить самые заметные признаки наркомании и скрыть побои, чтобы
ненароком не нарваться на тех амбалов, да и в обществе появляться в
таком виде было неуважительно не только к себе, но и к
окружающим.
Ополоснувшись ржавой водой, я стал искать что-то хоть издалека
напоминающее зубную щетку, но ничего не нашел. Поэтому пришлось
чистить зубы пальцем, иначе с таким запахом изо рта вообще не
стоило раскрывать рот.
Направив накопившуюся за ночь ману на восстановление состояния
кожи лица, я смог подлечить черные мешки под глазами, скрыть синяк
и пару ссадин, восстановить трещину на ребре и подлечить иссохшие
губы и ногти рук, которые были буквально насквозь пропитаны едким
дымом от сигарет. Волосы я тоже причесал пальцами, а редкую
противную козью бородку сбрил тонким лезвием, состоящим из
маны.
Голова снова закружилась, дыхание стало более прерывистым. В
очередной раз убедившись в своей немощности, я отдышался,
восстановил дыхание и пошел обратно за школьной формой. От той
жутко разило потом и мерзким запахом, но мне все же пришлось ее
надеть на себя, пообещав себе, что выкину ее при первой же
возможности.
Пока одевался, морщившись от мерзости всего происходящего, ко
мне в комнату снова вошла сестра, зевая и улыбаясь.