— Он даже имени моего не вспомнил, кажется, наркотики ему мозг
высушили... — ответил тот, поглядывая в тетрадь подруги, так как не
успевал записывать под диктовку.
— Вот это да... — вздохнула Мика. — Но я в-все равно рада, ч-что
он в-вернулся...
***
Спустя десять минут в кабинете директора сидело пять
преподавателей, с презрением и безразличием разглядывающих мою
мешковатую грязную форму и бледное худое тело, кричащее о том, что
я связался с плохой компанией и наплевал на свою жизнь.
Учитель, который записал меня в список отчислений, вместе с ещë
одним преподавателем сидели рядом с директрисой. Остальные, взяв в
руки листочки, расселись на диване. Я же стоял по центру комнаты
около выхода лицом к ним, выпрямив искривленную горбатую спину.
Данная ситуация не приводила меня в ступор. Я чувствовал себя
уверенно и спокойно, так как в управлении маной был одним из лучших
как в военной академии, так и во всех других обществах, с которыми
когда-то связывала меня прошлая жизнь. Да и пострашнее в моей жизни
бывали моменты, эта кучка «сверстников» хоть и пыталась казаться
устрашающей, но меня особо не напрягала.
С каким бы уважением я ни относился к учителям и работникам
подобных заведений, все же они всегда казались мне людьми, которые
в практике свои знания и умения особо не применяли. Я всегда
невольно смотрел на них свысока. Не знаю, как в этом мире, но в
моем учителями становились люди, которым удавалось выделяться лишь
в теории, что давало наглым, но талантливым школьникам право не
считаться с их мнением, а иногда и вовсе избегать посещения их
предметов.
В академии моего мира основной упор делали на изучение атакующей
и обороняющей способностей маны, поэтому для того, чтобы поступить,
ученик априори должен был уже с детства выделяться своим контролем
маны среди сверстников средней и старшей школ.
Но меня всегда больше интересовали различные смеси навыков и
энергий, поэтому спустя пару лет меня стали выделять даже
преподаватели академии. В сознательном возрасте я все же смог в
некотором плане связать ману с практически недоступной для обычного
человека алхимией, изменив некоторые ее свойства и давая энергии
точные задания с помощью печатей.
Например, для изучения двух печатей, мне пришлось потратить кучу
времени, а довести каждую до совершенства, еще столько же. Печать
буквально врезалась в мою память настолько, что я мог бы с
легкостью ее вывести даже сейчас, спустя десять лет заточения.