Нет, чтобы Юрганов еще раз поддался на такие уговоры – дудки! Расстаешься с Землей, со всем хорошим на ней, летишь, летишь долгие месяцы, не позволяешь себе даже думать ни о чем, кроме дела – и в конце концов тебе преподносят такой вот сюрприз.
– Почему в конце концов не отцепился гравиген, я вас спрашиваю!
Юрганов проорал это, что было силы: знал, что никто не услышит. От крика, как всегда, немного успокоился.
Ладно. Пойдем, стукнем этот мячик, пусть отделится окончательно. Потом включим его при помощи дистанционного устройства – и гравиген останется выполнять свое назначение здесь, в Облаке, а мы улетим на Землю. И побыстрее, пока злость не улеглась.
Юрганов дал слабый импульс и медленно подплыл туда, где гравиген крепился к защитному параболоиду. Чем более сокращалось расстояние до корабля, тем мрачнее становилось лицо пилота.
Где же просвет? Был виден так ясно, а теперь…
Неужели только почудилось?
Как будто и в самом деле…
Юрганов осторожно просунул шлем в тесное пространство между поверхностью гравигена и внутренностью защитного параболоида. Повернулся так, чтобы осветить нашлемным прожектором ближайший захват – один из тех, что удерживали гравиген на месте.
Несколько минут пилот пребывал в неподвижности, стараясь до конца разобраться в открывшейся его взору картине.
Захват разошелся лишь наполовину. Его металл в луче прожектора радужно отсвечивал. Это означало, что разобщительные ракеты сработали, и пламя их выхлопов в течение нескольких секунд раскаляло захваты. Металлические детали, потеряв при нагревании внешний, защитный слой, накрепко приварились друг к другу.
Юрганов просунул руку в узкое пространство между параболоидом и гравигеном и попытался дотянуться до массивных клешней, плотно охватывавших выступы на поверхности шара. После нескольких попыток это удалось; пришлось только втиснуться в эту щель до пояса. Но сколько пилот ни дергал, захваты упорно не хотели поддаваться.
И все же пилот еще и еще раз пытался навязать упрямому металлу свою волю. Он прекратил это, лишь почувствовав, что движения становятся все более судорожными и он теряет над ними контроль.
От напряжения зарябило в глазах. Юрганов позволил векам опуститься. Не надо, чтобы пространство видело его глаза вот такими.
А какими им быть еще? Без движения, без возможности тронуться с места – здесь гибель. Будь он еще не один…