И вдруг череп замерцал как-то по-особому, оделся неясной дымкой. Перед глазами поплыло, но Предслава не моргала, стараясь удержать это состояние сознания, которое позволяет видеть сокрытое. Череп в ее руках уже не был голой костью: из лунного света соткались покровы, на страшном безносом лике проступили черты лица…
Но это был не Володимер. И вообще не мужчина. Предслава держала в окоченевших ладонях голову женщины – молодой, красивой резкой, пугающей красотой. На мертвенно-белом лице выделялись густые черные брови, ярко-красные пухлые губы, но этот признак любвеобильности не смягчал ощущение ужаса, а напротив, обострял: ведь Кощная Невеста весьма жадна до любви. Волны густых темных волос овевали это лицо; глаза были закрыты.
Предслава смотрела, затаив дыхание, не чувствуя онемевших рук, в которых сжимала голову… чью? Да уж не сама ли Марена явилась ей?!
И в то же время страшное лицо будило смутные воспоминания. Мысль обращалась к далекому прошлому, когда она, Предслава, находилась здесь, в Коростене, стольном городе древлянской земли, но не как его законная княгиня и хозяйка, а как маленькая, трехлетняя девочка, дочь погибшего киевского князя Аскольда и его жены, ставшей пленницей и заложницей. Тогда она мало что понимала и не знала даже, как опасно их положение – ее самой, ее матери, княгини Дивомилы, а потом и родившегося здесь братика. Дивляна старалась не пугать дочь и пыталась быть веселой, уверяя, что скоро они поедут домой и все будет хорошо. Поэтому маленькая Славуня, ни о чем особо не печалясь, играла со своей нянькой, голядкой Снегулей, слушала сказки, которые рассказывала ей бабушка Елинь, и даже не знала, что над их головами сгущались самые черные тучи…
Но опасность, исходившую от этой женщины, чувствовала даже трехлетняя девочка. Колдунья Незвана, в то время первая советчица древлянских князей, внушала ей ужас – своими бесчисленными оберегами, звеневшими на каждом шагу, распущенными темными волосами, подчеркивавшими ее принадлежность скорее к Закрадному миру, чем к белому свету, порывистыми движениями, резким голосом, а главное – пронзительным взглядом серых глаз, блестящих, будто наточенное железо. Она не делала пленницам ничего плохого – во всяком случае на глазах у Славуни, – но при ее появлении девочка трепетала и пряталась возле матери или бабки, чувствуя, что эта женщина грозит гибелью им всем. Даже новорожденному братику, у которого тогда еще не было имени.