По возвращению в особняк, той же
ночью, мне в очередной раз приснился сон, в котором я опять увидел
ту самую очень красивую девушку из бара, после ночи с которой,
внезапно заново родился в этом мире.
В этот раз, она не просто сидела на
бегу чудесного озера или прогуливалась в парке, как то, случалось
обычно, а была занята важным делом… Воспитывала прикладными
методами какую-то ревущую русоволосую малявку.
Расположившис на парящем в небесах
облачке, девушка, переложив девчонку поперёк колен и задрав ей
коротенькую тунику, смачно охаживала её ладонью по уже
раскрасневшейся попке, с каждым ударом приговаривая: «Что нужно
сказать папе? Что нужно сказать папе?»
– Не буду! Я больше не буду! – ревя и
размазывая по лицу слёзы и сопли пищала малышка. – Папа прости
меня! Катя будет хорошей девочкой! Катя больше не будет!
– Ну что? – девушка из бара серьёзно
посмотрела на меня. – Простим засранку?
– Думаю, да, – услышал я сам себя,
хотя и не собирался говорить, чего бы то ни было. – А там,
посмотрим, как будет себя вести…
Причём, не ту детскую визглю, которая
была у меня сейчас, а привычный мне голос тридцатилетнего
мужика.
Одёрнув девчонке тунику, женщина
поставила её прямо на воздух и та, ревя белугой подбежала ко мне,
обняв своими маленькими ручонками.
– Папка!!! Я так скучаю! Прости
меня!
– Прощаю дурочка, – мягко ответил я,
потрепав малышку по макушке.
Утром, когда
я проснулся в своей детской кроватке, я как не старался, так и не
смог вспомнить, что же такое мне снилось, от чего на душе сейчас
было так приятно и легко. Впрочем, после перерождения это было для
меня в порядке вещей.
* *
*
Перестук двух пар девчачьих ботиночек
за моей спиной, как обычно преследовал меня с самого утра. Так
повелось уже давно, с тех самых пор, как эти две куклы наконец-то
научились ходить.
Ещё когда я был в «ползунковом»
возрасте, дочки Милилиси уже не давали мне проходу в нашем общем
манеже, ну а когда я начал выбираться из него на свои «тренировки»,
злорадно закрывая пузатую мелочь в клетке, они, пуская слюнявые
пузыри, висели на прутьях вольера, хлопая на меня своими огромными
глазищами.
Я повернул в ближайший коридор
и немного ускорился. Цоканье тоже зачастило, а когда я перешёл на
бег, так и вовсе переросло в дробный стук каблучков по мраморному
полу.