Анаша, которой в Афгане было достаточно, помогала хоть ненадолго забыться, спастись от этого кошмара. Костылю повезло – он не стал законченным наркоманом, как многие из тех, кого он знал.
– Ладно, Чалдон, не шуми, – успокаивающе сказал Панфилов.
Он аккуратно отставил подельника в сторону и заглянул в салон «Жигулей». Ключи торчали в замке зажигания.
– Как лайба?
В ответ Чалдон промычал что-то нечленораздельное. Теперь понятно, почему Пантелей не доверил Чалдону перегонку машины. Хорошо, что он вообще смог добраться до окраины, не посчитав по дороге столбы.
– Топай домой, – сказал Костыль, усаживаясь за руль.
Чалдон отмахнулся и, пошатываясь, побрел вдоль забора.
«Ну и хрен с тобой, – подумал Костыль. – Лишняя забота. Пусть Пантелей сам разбирается, мое дело маленькое».
Через час он должен быть возле Московской кольцевой автодороги. Там, в лесочке, напротив километрового знака, будет ждать клиент. Сдать ему лайбу – и свободен, как ветер в поле.
Костыль повернул ключ в замке зажигания и мельком глянул на счетчик спидометра. Ого, пятнадцать тысяч, а так сразу не скажешь. Аккуратный хозяин.
Машина легонько вздрогнула. Двигатель завелся с пол-оборота. Обкатанный мотор – это хорошо. Можно проехать по пустому утреннему шоссе с ветерком.
Костыль дал назад, развернулся и направил автомобиль по проселочной дороге. Через пять минут он выехал на шоссе и, немного расслабившись, сунул в рот сигарету. Закурив от автомобильной зажигалки, он глубоко затянулся и выпустил струю дыма в приоткрытую форточку. Пока все идет неплохо. Музычку, что ли, послушать?
В салоне «Жигулей» стояла приличная импортная автомагнитола. Костыль заглянул в бардачок. Среди бумаг и гаечных ключей обнаружилась кассета без коробки. Качество записи оставляло желать намного лучшего. Из динамиков донесся хриплый голос.
«Дело было очень поздней осенью» – старая блатная песня, известная Костылю еще с детства, подняла настроение. Он стал подпевать, похлопывая пальцами по рулевой колонке.
Дело было очень поздней осенью.
С неба очень мелкий дождик моpосил.
Шел домой я пьяною походкой,
Тихо думал и о ней гpустил.
В пеpеулке паpа показалася.
Не повеpил я своим глазам:
Шла она, к дpугому пpижималася,
И уста тянулися к устам.
Сpазу хмель покинула головушку.
Из каpмана вытащил «наган»
И угpобил я свою зазнобушку,