– Рома, – подбежала к окну и открыла фрамугу, запуская свежий воздух.
– Что Рома? Я ничего. Я уже привык, видимо, к этому запаху, – беззаботно пожал он плечами и развернулся к сковородке, где жарил омлет.
– Так нельзя. Ты должен всегда быть бдителен. Понимаешь? Ты же мог и задохнуться.А если бы тут пожар произошел?
Я повернулась к нему, скрещивая руки на груди. Высокий, правда, немного худощавый. Но все подростки сейчас такие. Даже и не скажешь, что ему четырнадцать.
– Ян, прекрати нудить. Расскажи, что на работе. Тебя Грозный взял?
Я опустила взгляд в пол и задумалась. Мне не хотелось расстраивать брата. Мы все ожидали другого. Но и скрывать не было смысла.
– Да, я теперь в штате. Договорилась, что буду приходить в пять утра на работу и после учебы.
– А почему так рано? Что это за помощники такие, которые с утра и вечером приходят? – Он зло размахивал вилкой перед глазами, возмущаясь.
– Ну, я буду пока уборщицей.– Он нахмурился, плотно сжимая челюсть. – Ро-о-ом, я есть хочу. Накормишь? - Перескочила на другую тему.
Желудок заурчал, все же аппетитный омлет у него получается. Брат усмехнулся и, достав две тарелки, разложил на них вкуснятину.
– Это хорошо, что принял. Будем надеяться, что Грозный тебя переведёт. Так, только изредка можешь даже глазки построить, это любой мужик любит.
Рома поставил тарелки на наш маленький столик и уселся на табуретку. Квартира у нас небольшая, хрущевка, но мы никогда не ссорились из-за квадратных метров. С детства нас мама учила, что в тесноте, да не в обиде.
– Ром, какие глазки? Ты меня видел? Там такие фифы сидели, что в модельном должны работать, а не у Грозного. И он их выгнал.
– Да, ты права. Глазки не строй. Потом умом блеснешь. Только сильно не умничай, а то мужики гиперумных терпеть не могут. Знаю тебя, как прицепишься, так и не слезешь.
Я усмехнулась. Помнит, как его гоняла по урокам, потому что лично для меня учеба была на первом месте и для будущего она важна. А кроме меня ему помочь некому.
Нас трое. Мама, Рома и я. когда брат был еще совсем крошкой, я сидела в туалете и делала уроки. Еще с того времени не ленилась. Папу я никогда не знала, он то ли умер, то ли ушел. А мама ничего нам о нем не рассказывала, постоянно переводила тему. Потом я перестала спрашивать о нем, а Роме было вообще все равно. Он никогда при мне о нем не говорил.