Что толкнуло ее на эти слова? Должно быть, то же самое, что привело раньше к ссоре с Валентиной Павловной. Надя говорила громко и неискренне и ждала, что ее вот-вот перебьют и скажут что-нибудь хорошее о Лопаткине, и тогда разрешатся все сомнения. И ребенок особенно часто постукивал у нее в животе.
Но никто не сказал ни слова. Даже наоборот, наступила тишина. Все слушали.
– Понимаете, меня удивило и даже заинтересовало это: живет этот наш Леонардо да Винчи у рабочего, отца девочки из седьмого "Б" Сьяновой. Не получает карточек на хлеб, похудел, курит и чертит с утра до ночи. Тысяча четыреста деталей, вы представьте себе! Двенадцать тысяч размеров! И главное – все впустую, потому что он не специалист.
Она неискренне засмеялась и опять почувствовала сильную тревогу. И на этот раз никто ее не перебил.
– Мне кажется, можно было бы все это сделать без этой трагической обстановки, – продолжала она. – Можно преподавать физику, не отказываться и от хлеба, и спокойно, главное – спокойно работать над…
Кто-то больно наступил ей на ногу. Она осеклась и увидела красный лоб и искаженное стыдом и злобой лицо Валентины Павловны. У нее сразу же вспотели руки. Она оглянулась и почувствовала, что бледнеет: в дверях, спокойно выжидая, опустив глаза, стоял Лопаткин. Подождав еще немного и увидев, что Надя кончила свою длинную речь, он четкими шагами прошел к столу секретарши, по пути с улыбкой кивал знакомым учителям.
А Надя привалилась к спинке дивана и глубоко вздыхала, раз за разом, молча протягивая руку к Валентине Павловне. Ей становилось все хуже незнакомая теплота охватила верхнюю часть ее тела, и все громче и громче, наступая на нее, зашумели вокруг невидимые примуса.
– Товарищи, идите на урок! – сказал кто-то над нею. – А вы, Валентина Павловна, врача позовите. Андрея Илларионовича.
Кто-то занес ее ноги на диван. Кто-то в белом халате спросил: «Здесь болит?» – и коснулся ее живота. «Болит», – ответила Надя. Тот же голос спросил: «А здесь болит?» – и чья-то рука коснулась ее поясницы. «Ох, болит, болит! По очереди то тут, то там», – сказала Надя и заплакала со страха. «Дроздов машину выслал», – проговорил кто-то. И через некоторое время Надю положили на носилки, накрыли мягким манто и понесли на улицу, а потом повезли в дроздовском «газике».