– Продал уже, братец, давно продал! – сказал Цецеи, махнув рукой.
– Не верю, – ответил Добо. – Ему нужна была корона, а не дружба с турками.
На столе появилось блюдо с цыплятами, жаренными в сухарях. Лица стариков смягчились. Все сели за стол.
– Эх, братец, когда-то и я был таким же молодым, как ты! – Цецеи покачал головой. – Сколько тебе лет?
– Тридцать один, – ответил Добо. – Да не сегодня-завтра и меня уж никто больше молодым не назовет.
– Покуда не женился – всегда молод. Но теперь самая пора тебе обзавестись семьей.
– Все некогда было, – сказал Добо улыбаясь. – Я, отец, с малых лет всё в сражениях да в сражениях.
– Так и надо. С тех пор как свет стоит, венгерец так живет. Ты, может, думаешь, я в танцах потерял обе ноги? Я, братец, начал вместе с Кинижи[9]! Меня король Матяш[10] по имени называл. Закончил же я вместе с Дожей, а он, поверь мне, был героем из героев.
Цецеи поднял в честь Добо полный до краев оловянный стакан:
– Да благословит Господь венгерцев, а тебя, братец, особенно. Пусть он пошлет тебе победу над врагом и жену красивую. А в шахматы играть умеешь?
– Нет, – ответил Добо, улыбнувшись такому нежданному повороту в мыслях Цецеи, и, одним духом осушив стакан крепкого красного вина, подумал: «Теперь понятно, почему старики так разошлись».
– Раз не играешь в шахматы, то хороший полководец из тебя не получится, – сказал Цецеи.
– Если б мы бились по-восточному – рать на рать, не получился бы. Но ведь мы-то бьемся по-венгерски – человек на человека. А этому шахматная доска не научит.
– Так, выходит, ты все же умеешь играть?
– Нет, я только знаю, как играют.
– Вот если научишься – и судить будешь по-иному. За час шахматной игры, братец, можно узнать все приемы настоящего боя.
– Может быть, вы с отцом Балинтом дома всегда в шахматы играете?
– Мы? Никогда! Мы и без шахмат ругаемся почем зря. А ведь и оперились вместе, и жили вместе, и сражались…
– …вместе и помрем, – закончил священник, кивая головой.
Старики дружелюбно переглянулись и чокнулись.
– Но ты, Балинт, согласись хоть с тем, что человек, выгнавший из логова лисицу Морэ, совершил доброе дело. А ведь это дело рук Фердинанда.
Цецеи провел рукой по усам.
– Положим, не только Фердинанда, – заметил Добо, – а обоих королей. Там были оба войска. Злодеяния Морэ уже всем не под силу стало терпеть. Под конец он даже могилы стал разрывать.