Бент отпустил лошадей немного отдохнуть и попастись, чем они и не замедлили воспользоваться, недовольно выгибая шеи, поглядывая через плечо на ненавистные путы и нетерпеливо взмахивая пышными хвостами, словно мечтали снова пуститься в путь крупной размашистой рысью.
Шериф машинально пригладил ладонью черные усы, слегка припорошенные пылью, – все знали, что он втайне страшно гордится тем, что они такие длинные и густые, – и спросил, понизив голос:
– Чет, вы не возражаете, если я задам вам парочку вопросов? Скажите, где вы были в среду вечером?
– В среду? – с недоумением переспросил Чет и, полузакрыв глаза, принялся вспоминать. – Черт, так сразу и не скажешь! Ага, вспомнил! Я возился с проверкой счетов, потратил на это почти весь вечер. А почему вы спрашиваете?
– Потому что в это время ограбили почтовый поезд и взяли всю почту, – пояснил Слейтер и внимательно вгляделся в лицо собеседника, пытаясь подметить в нем выражение страха или неуверенности.
И в самом деле, при этих словах по лицу Чета Бента разлилась мучнистая бледность, а на скулах вдруг вспыхнули багрово-алые пятна.
– Мерзавцы взяли не меньше семидесяти двух тысяч, – добавил шериф. – А впрочем, может быть, вам это известно?
– Великий Боже! – раскрыв от изумления рот, ахнул Вент, а потом вполголоса, словно про себя, произнес: – А старина Гарри Дестри шляется по городу и сорит деньгами направо и налево! – и осекся, будто поняв, что проговорился, вопросительно уставился на шерифа.
– Что вы сказали? – рявкнул тот. В его голосе зазвучал металл.
– Ничего. Абсолютно ничего! – смешался Вент. – Я вообще ничего не говорил. Неужели вы меня в чем-то подозреваете, а, шериф?
– Я пока никого не подозреваю. Просто навожу справки, как этого требуют закон и мой служебный долг. Вот и все. Вам не о чем волноваться!
Однако нелепо было предполагать, что он пропустил мимо ушей оговорку Вента и тотчас выкинул ее из головы, как это водится между джентльменами.
Помахав на прощанье рукой, шериф пришпорил коня и погнал его галопом по пыльной дороге. Сердце у него пело от проснувшейся неясной надежды, а крупные копыта коня, казалось, выбивали четкую дробь: «Дестри, Дестри, Дестри».
И конечно, все сразу же пошло кувырком, как только он выехал на главную улицу Уома и попал в ад кромешный: здесь вокруг него слышались испуганные крики, яростный рев и сухие щелчки револьверных выстрелов. Потом ему бросилась в глаза небольшая кучка людей, толпившихся возле открытых настежь дверей салуна старика Донована.