Люблю, убью, умру… - страница 16

Шрифт
Интервал


В Березках имелись сад, оранжерея, неподалеку располагалось старинное кладбище, был также живописный пруд – словом, все условия для того, чтобы влюбиться.

На даче всегда находились толпы народа – соседи Померанцевых, приезжали знакомые из Москвы, какая-то дальняя родня… Бренчали на рояле, веселились, дети играли в индейцев и новомодный крокет, под который специально была отведена целая поляна. Ходили в лес за грибами и ягодами, молодежь устраивала пикники – аукали и кричали так, что в скором времени распугали птиц и прочую мелкую живность, которая в этих местах водилась.

Именно в то лето Андрей понял, что влюбился. Нет, даже не так – он с возрастающим ужасом и восторгом открыл для себя, что полюбил Дусю Померанцеву, дочь своих покровителей. Полюбил навсегда, до смертных мук, до полного забвения всего…

День, когда он признался ей, тоже навсегда запомнился ему.

В конце июня на даче появился художник Иван Самсонович Карасев – довольно известный, модный, который очаровал всех дачных дам. Он, как и любой гений, вел себя несколько капризно, много говорил и страдал от отсутствия темы.

– Дайте мне тему! – вздыхал он. – Я же не могу вдохновиться на пустом месте, мне непременно нужна тема!

– Нарисуйте лес, – говорили ему. – Нарисуйте наш пруд.

– Это все избито, затасканно! – капризничал Карасев. – Эти леса и пруды всем приелись, на любой выставке девяносто процентов картин – леса и пруды. Причем живописные до тошноты!

– Нарисуйте Дусю, – предложила тогда Мария Ивановна.

– Дусю? – пожал плечами художник. – Милое дитя, но почему именно ее…

И общество, которое собралось на веранде вокруг капризного гения, принялось придирчиво смотреть на Дусю, которая в это время бегала вокруг большой клумбы и ловила бабочек руками, совершенно не замечая того, что оказалась в центре внимания.

– А что? – сказал после некоторого раздумья Карасев. – Вы правы, Мария Ивановна, Дуся вполне дотягивает до темы. В ней есть что-то такое…

– Инфернальное, – неожиданно подсказал басом молодой кадет из соседей, до сих пор молчавший. Он ужасно хотел, чтобы все считали его взрослым и умным.

– Почему же инфернальное? – возмутился Карасев. – Наоборот, я вижу в Евдокии Кирилловне нечто совершенно противоположное…

Карасев заставил Дусю позировать ему каждое утро, ближе к полудню. Она распускала и расчесывала свои длинные волосы и в легком белом платье усаживалась посреди цветущего луга.