– Идиотизм какой-то, мать их! – добродушно сказал Грязнов. – Лабиринтов понастроили! Еле вас нашли. Скоро тут минотавры заведутся. Будут VIP-персон трескать, не облизываясь. Ну, докладывай!
Владимиров отстранился, давая начальству обзор, и произнес, от волнения размахивая огнетушителем:
– Компьютер стрелял, Вячеслав Иванович. Как вы точно заметили, мать их растритак! Робот, представляете!
– Да, робот-киллер, – пробурчал себе под нос Грязнов, сунул голову в салон и даже цапнул пальцем раскаленный ствол. Хотел что-то добавить, но не успел – на всех парах к ним подлетел следователь и, не поздоровавшись, принялся докладывать:
– Убиты, судя по обнаруженным на месте документам, Тарасенков Виктор Тимофеевич, председатель теннисной федерации, некто Марков Евгений Степанович и двое телохранителей, есть раненые. В данный момент проводится первичный опрос свидетелей с целью выяснения обстоятельств произошедшего и установления примет возможных убийц или убийцы. Также мною лично…
– Ну и как, есть приметы? – перебил его Грязнов. – Могу подсказать: туловище круглое металлическое с характерными штриховыми делениями через каждые пять градусов, голова прямоугольная металлопластиковая, имеет существенные повреждения в результате взрыва. Вот он, красавец, полюбуйтесь! – и, отвернувшись от следователя, увлек Владимирова в сторону. – Капитан, будешь работать по этому делу до победного. Разберись в первую очередь с Хайкиным, он у нас не просто так депутат, а целый вице-спикер, насколько я понял – изрядный кусок дерьма, индюк напыщенный. Дело, конечно, твое, можешь поступать, как сочтешь нужным, но если хочешь чего-нибудь от него добиться, мой тебе совет – валяй ваньку.
– Господи, за что? – бесконечно повторяла Ольга. – Почему это случилось со мной?
Она сидела, забравшись с ногами в свое любимое голубое кресло. Мягкие, обтянутые коротким мехом подлокотники, высокая, под Олин рост, спинка. Ей нравилось вот так сидеть, просматривая конспекты или отдыхая после шумной вечеринки. Неизменно появлялось ощущение комфорта и защищенности. Но сейчас. Сейчас ничто не могло заглушить чувства тоски и горького недоумения.
– Как же так? Ну почему, Господи?!
Сколько она уже вот так сидит? Час, два, три?
Уже вечер, из открытого окна потянуло прохладой.