– Не совсем, – ответила Рия. – Но мы подумали, что кому-то надо присутствовать.
– Чертовски верно! – снова встрял Козерог. – С каждой человеческой смертью становится меньше и нас. Вот только Добряк Пуджи если нас и уменьшил, то ненамного. Угораздило же иметь такое идиотское имя – Пуджи?
Козерог помотал головой и сделал большой глоток из бутылки. Рия сверкнула на него глазами.
– Как можно вот так пить целыми днями?
– Практика, человек, практика... – ответил Козерог, засмеялся и икнул. Мишка строго посмотрел на него.
– Пожалуйста, извините моего друга, – сказал медвежонок. – Он пьян и груб, но намерения у него добрые.
– Давай-давай, наври им еще, какое у меня золотое сердце.
– Мы знали Лукаса Де Френца еще до его смерти, – затараторил медвежонок, словно боялся, что кто-то сейчас переменит тему. – То есть до его первой смерти. Хороший был человек. Всегда остановится, поговорит... По-моему, он и Козерога любил. У него было доброе сердце. А когда он вернулся из мертвых и мы пришли навестить его, он нас не узнал. Михаил был не похож на того счастливого человека, каким он был прежде. Как вы думаете, он и вправду был ангелом?
Рия было собралась ответить, когда внезапно все изменилось. Сначала послышалась музыка. Хор голосов, множества голосов, но каждая взятая нотка различима и ясна, словно перебирание струн гигантской арфы. Звук нарастал, становился невыносимо громким, заставляя тела звучать в резонанс. Все прижали руки к ушам, но звук приглушить не удавалось. Он трепетал в их плоти и отзывался эхом в костях. В небе возник свет и затмил все окружающее. Он слишком слепил глаза, чтобы можно было определить его цвет: неистовое пламя иллюминации, будто падающая на Землю звезда, иссушало глаза, хотя глаза у всех были плотно зажмурены. Свет и музыка затопили мир. И все же они открыли глаза и увидели: на землю спускались ангелы и становились все ярче и красивее, чем что-либо и когда-либо виденное человеком или животным.
Ангелы спускались все ниже – пламенеющие и не тающие снежинки, блистательные и искрящиеся, каждый из них по-своему уникален и восхитителен. Рия хотела отвернуться и не смогла. По щекам ее текли слезы: ангелы были слишком, слишком красивы, чтобы быть реальными. Ангелы были больше чем реальными, как будто она сама и все другое было не чем иным, как небрежным, неоконченным наброском. Эриксон тоже смотрел и плакал, плакали Мишка и Козерог. Они присутствовали при явлении власти, благодати и красоты, стоявших выше реального мира, и все сознавали это.