Ха, да из
этого шкафа такой же аналитик, как из меня балерина!
Немного
помедлив, я опустил клинок, принял протянутые Петром ножны и
аккуратно вернул катану на её законное место. Я неплохо разбираюсь
в людях, и эти двое определённо не отморозки. Значит, их можно как
минимум выслушать. К тому же Игнат… Было в его голосе что-то такое,
что внушало доверие.
А ещё я
видел, что он мог с лёгкостью уйти от моего, чего уж там,
медленного выпада, но остался сидеть на месте. Я же, получается,
повёл себя как какой-то недоделанный Рэмбо, м-да…
Мы едва
успели навести какое-то подобие порядка, как вернулась довольная
мама.
— А вот и
я! — она с гордостью поставила полную до краёв пиалу на стол. —
Настоящий, недавно с пасеки привезли. Угощайтесь!
Игнат
зачерпнул мёд, полюбовался на это тягучее жидкое золото и с явным
удовольствием сунул ложку в рот.
— М-м-м! —
он блаженно покачал головой и показал свободной рукой большой
палец. — Вкуснотища!
— Мам, — я
уже физически не мог сидеть на месте, зная, что с братом что-то
случилось. — Нам с ребятами нужно срочно съездить к Максу на
работу. Нужна помощь с проектом.
— Конечно,
конечно, — тут же засуетилась мама, — я тогда вам с собой заверну
перекусить.
— Да не
надо… — возмутился было Пётр, но мама не обратила ни малейшего
внимания на его вялую попытку отказаться.
Не прошло и
пяти минут, как мы оказались в подъезде. Мне же, как обычно, перед
уходом пришлось выслушать целую лекцию в духе:
— Саша,
берись за голову уже и иди работать к брату, ведь хорошие деньги
зарабатывает! А университет не надо бросать — учись, работай,
пенсия пусть капает потихоньку.
Петра и
Игната мама нагрузила пакетами со своей вкуснейшей выпечкой и
соленьями и строго-настрого наказала передать Максиму, чтобы он
почаще заезжал в гости.
Поцеловав
маму на прощанье, я чуть ли не бегом бросился вниз по лестнице.
Меня жгло любопытство напополам с тревогой, и жутко хотелось
узнать, что же произошло с Максом.
— Алекс,
стой! — окрикнул меня у выхода из подъезда Игнат. — Перед тем как
выйдем на улицу…
Он передал
свой пакет с маринованными огурчиками Петру и без замаха врезал мне
в скулу.
— … это
тебе за ту японскую железку, которую ты приставил к моему
горлу.
Скула
вспыхнула резкой болью, а внутри угрожающе заворчал внутренний
зверь. Было не особо-то больно, но мгновенно накатило жгучее
возмущение — какого чёрта?!