— Нет, - искренне ответила я.
— Тогда, быть может, тебе интересно
ее имя, фамилия, род занятий – спрашивай! Где же твое нездоровое
любопытство?
Я без сил покачала головой:
— Мне дела нет до ее имени.
И закрыла лицо руками. Отчего-то
Женины заверения, будто он все уладил, встревожили меня еще больше.
Так значит, прежде беспокоиться было о чем? И записка с угрозами
это не глупость, от которой можно легко отмахнуться.
Женя неслышно подошел и осторожно
отвел мои руки от лица. Заглянул в глаза.
— Прости. Я опять сказал что-то не
то?
Я мотнула головой, гоня слезы, и
позволила Ильицкому прижать меня к себе. Заговорила торопливо,
зарываясь пальцами в его волосы:
— Когда я поняла, что ты можешь не
прийти, просто не прийти домой, мне стало очень страшно, Женя. Что
придется, как сегодня, просыпаться одной – каждый день. Каждый
чертов день. До бесконечности. Я так не смогу. Просто помни об
этом, когда в следующий раз вздумаешь…
Я уткнулась ему в плечо, не
договорив.
— Лида, ты что? Не вздумай плакать… и
запомни – все будет хорошо.
— Все будет хорошо… - повторила
я.
А про себя закончила: мама тоже так
говорила. А после ее убили.
Наверное, я просто очень устала в тот
день, но мне не хотелось больше знать о той незнакомке ничего. Я и
впрямь посмела надеяться, что никогда о ней более не услышу. Она
сама обещала, что оставит нас, и Женя с нею поговорил… Так стоит ли
мне знать подробности?
* * *
А наутро выяснилось, что Женины
шуточки про труп незнакомки в лесу были на редкость неуместны,
потому как накануне ее действительно убили.
--
[1] Абсурд (фр.)
[2] Оба – участники тайного
революционного общества, народнической организации «Земля и воля»,
просуществовавшего до 1879 г., когда Соловьев был казнен.
[3] Практика (фр.)
Меня разбудил бьющий в глаза свет, и тотчас я поняла, что так
быть не должно. Проспали!
Но Ильицкий никуда не торопился, а
сидел, закинув ногу на ногу, в кресле у изголовья кровати и мирно
пил кофе. Была за ним такая скверная привычка – проснуться чуть
раньше, тихо сесть рядом и глядеть, как я сплю. Признаться, всякий
раз меня это смущало.
— Боже, который час?! Ты, верно, уже
опоздал! – всполошилась я спросонья.
Женя оставался невозмутим:
— А я решил больше вовсе не ходить на
службу. Надоело. Лучше стану каждое утро приносить тебе кофе с
пирожными.