— Но…
— Не спорь! – он позволил себе
повысить голос.
Я растерянно села, не зная, что и
думать. Куда он поспешил? Что ему за дело до этого генерала и его
жены? Немного придя в себя, я все-таки подняла газету, расправила
смятые страницы. Перечитала заметку еще раз десять, надеясь хоть
что-то понять.
Это произошло на Дворцовом мосту.
Вчера в восемь. Ком в груди все нарастал, мешая уж дышать: Женя
снова солгал мне. Он никуда не ездил с той дамою. Они были в
городе, иначе к восьми Ксения Хаткевич никак не успела бы попасть
на Дворцовый мост!
А «неизвестный», что бросил бомбу –
неужто новый последователь этих
народовольцев[2]? Я прочла заметку еще
раз, чтобы убедиться: его не задержали. Надо полагать, в этот час
Дворцовый мост малолюден, и сумерки, в которых легко затеряться,
уже сгущаются. Замечено лишь, что это мужчина. Достаточно сильный и
молодой, чтобы за ним никто не сумел угнаться. Лицо до самых глаз
было окутано шарфом, так что его и приблизительно никто не
описал.
А еще я отметила, что ни слова не
сказано о кучере, что правил коляскою. Вероятнее всего, он тоже
погиб…
Ксении Хаткевич исполнился двадцать
один год, и она оставила сиротами двоих маленьких детей,
девочек.
После я долго и бесцельно смотрела из
окна спальни на шумную улицу и не знала, что делать. Негоже
перечить мужу во всем, ведь он велел остаться дома. Ежели это и
впрямь очередное буйство «народовольцев», то опасения Жени более
чем оправданы, но… полиции следует знать, что Ксения была здесь! И
о записке. Решившись, я быстро оделась и поехала на Миллионную, по
вчерашнему адресу.
Нет, я не собиралась выкладывать всю
подноготную о моем муже первому же попавшемуся полицейскому – я
даже сомневалась, стоит ли особенно откровенничать с Кошкиным,
когда найду его. Для начала надобно просто выяснить, что известно
следствию.
Очень плохо я тогда была знакома со
структурой городской полиции, с трудом отличала ее от жандармерии и
как-то не сомневалась даже, что расследование поручат именно
Кошкину. И здорово удивилась, не найдя его в доме на Миллионной:
возле парадной толпились полицейские экипажи, люди в форме стояли у
дверей вместо вчерашнего швейцара и не пускали посторонних.
— Мне бы Степана Егоровича увидеть, -
самым обыденном тоном обратилась к полицейскому на дверях.