Поискав глазами, я нашла графин с
водою и налила полный стакан – женщину (кажется, это был экономка
Хаткевичей) следовало скорее успокоить.
— Попейте, - присела я подле нее и
осторожно погладила плечо.
В последние годы в Смольном, мы с
Натали, той самой, которая стала теперь княгиней Орловой, несколько
раз в неделю ездили помогать сестрам милосердия в госпиталь.
Многого я там насмотрелась. И многому научилась – быть может, и
побольше тогда узнала о жизни, чем за все годы учебы вместе взятые.
С доктором тамошним мне несказанно повезло: видя мой интерес, он не
жалел времени, объясняя мне кое-что из медицины. И среди прочего
заставил уяснить, что самый верный способ успокоить плачущего –
дать ему воды. Ничто так не приводит в ритм дыхание и биение
сердца, как размеренные глотки.
А пока женщина пила, я усиленно
размышляла о незнакомке, что стояла на пороге моего дома. Неужто
Ксения Хаткевич была беременною восьмой месяц, а я этого не
заметила? Впрочем, пурпурный ее наряд не был приталенным, а
модницы, порой, столь усердно затягивают корсеты – будучи и в
положении тоже – что немудрено ошибиться…
Однако уверенности у меня оставалось
все меньше. Я огляделась в уютной, очень женской гостиной. Стены,
затянутые шелком в белую и голубую полоску, портреты, изображающие
членов семьи Хаткевичей, надо полагать. У высокого окна холст с
незаконченной вышивкой – котенок с пышным розовым бантом. Обивка на
диванах нежно голубая, в тон стенам. Очень спокойная и нежная
комната – никаких кричащих пурпурных и красных, которые столь
преобладали в наряде нашей незваной гостьи.
Я приметила и фотокарточку в
серебряной рамке, что стояла на каминной полке среди прочих –
супружеская пара с девочками-погодками: одну на усадил на колени
пожилой обрюзгший мужчина в форме генерала пехоты, вторую
придерживала за крохотную ручку молодая женщина в светлом кружевном
платье.
— Стало быть, это и есть madame
Хаткевич? – я взяла рамку в руки. И подивилась с горечью: - Девочки
совсем маленькие…
— Она, милочка, она… - экономка
отобрала рамку и принялась натирать стекло подолом фартука. – Что ж
теперь будет-то: сиротами младенцы остались. Антон-то наш
Несторович, его превосходительство, женится сызнова, как пить дать,
а детушкам разве ж заменит кто мать? Так и придется теперича в
падчерицах мыкаться. Ох, Господи, Пресвятая Богородица…