Я осторожно посмотрела на Фустова:
неужто поверил? Взгляд его был ясным, а лицо открытым и чистым.
Даже красивым, если бы не жесткие складки поперек лба и не темные
круги под глазами. Лет ему, надо полагать, тридцать с небольшим.
Волосы грозили рассыпаться озорными кудрями, а потому от души были
сдобрены помадою и зачесаны сколь возможно гладко. А из-под
жесткого ворота мундира виднелась кипенно-белая сорочка. Кажется,
шелковая. Любопытный полицейский.
Он понятливо кивал, выслушав меня до
конца, а после указал рукою на софу:
— Вот что, Марья Ивановна. Теперь
присядьте-ка и скажите мне правду.
Сердце мое ухнуло: не поверил…
Любопытный полицейский по-прежнему
был предельно вежлив – только ясные зеленые глаза впились в меня
столь цепко, что не подчиниться приказу не виделось мне
возможным.
— Ксения Тарасовна всего четыре года
как в Петербурге – училась она в Киеве, - спокойно пояснил
Фустов.
Я кивнула, проглотив ком в горле:
— Хорошо, я сейчас все вам объясню…
притворите дверь.
И, пока он выполнял требуемое,
покорно прошла к софе. Только в последний миг ноги мои будто сами
по себе прибавили шагу: я скоро пересекла комнату, толкнула вторую
дверь за пыльной портьерой и – тотчас захлопнула ее за собой.
Прищемила край юбки – да и черт с ней. Фустов снаружи неистово тряс
дверь и кричал что-то, но я уже повернула ручку с хитрым английским
замком. С силою дернула юбку, конечно порвав ее, и для верности
подперла ручку спинкою стула.
Нет, лезть в окно я не
намеревалась.
Комнаты в доме на Миллионной, как и в
прочих домах старой постройки, представляли собой анфиладу, потому
я, не позволяя себе задумываться, бросилась в следующую залу. Дамы,
что сидели там, всполошились и заохали. Новая дверь, новая комната.
Короткий коридор. Я оказалась в столовой, где полицейские, поглядев
на меня неодобрительно, кого-то допрашивали. Я присела в книксене,
не чувствуя ног, и, будто так и надо, резко свернула в кухню. Уже
там подобрала оборванную юбку, сменила шаг на бег и, лавируя меж
поварих, кипящих кастрюль и плюющихся жиром сковородок, пробиралась
все дальше и дальше. Кухня генерала Хаткевича не чета нашей, здесь
было, где разгуляться.
— Стойте! Задержите ее кто-нибудь!
Остановитесь немедля! – кричали где-то позади, но повара, занятые
работой, не торопились набрасываться на беззащитную женщину.