2. Глава 1. Побег
Повержен зверь и обезножен?
Охоты не теряй настрой!
Сдаваться он не расположен —
Вдруг станет пустошной змеёй!
В недоумении герцог Арлей перечитал королевский приказ и отложил на край стола. Хотя хотелось сразу же швырнуть бумагу в камин на жаркие угли и забыть о ней. Глупость какая-то! Нет! Сам-то приказ оформлен по всем правилам, и королевская печать приложена… Но смысл…
«Мы, король Руаты Вард Первый и королева Тиана, повелеваем!
Герцогу Дэйрану Арлею надлежит жениться и прибыть с супругой ко двору в столицу, где будет дан бал в его честь и в честь его избранницы. Исполнение не позднее конца марта».
Ни больше, ни меньше…
«Не исключено, что у короля просто было плохое настроение… — подумал герцог. — Но Тиана!.. Как она могла?! Или Ти заболела?!»
Эта мысль мелькнула и ушла. Конечно же, глупость! В конверте лежал лишь один лист. Да и случись что-то неординарное — уже сообщили бы. Как минимум дважды из самого дворца. И это не считая городских осведомителей самого герцога.
За внука беспокоиться вообще смысла не было. Мальчишка рос здоровым и резвым, уже довольно хорошо говорил, а раз в неделю почтовый голубь доставлял сведения о успехах уже двухлетнего Найрека.
Герцог встал, скомкал конверт от королевского указа и швырнул в камин. Он смотрел на пламя, пока бумага не обратилась в тонкий белый пепел. Затем повернул ключ секретера и вытащил довольно большую бутылку бренди. Откупорив её, герцог понюхал горлышко, одобрительно кивнул и покинул кабинет.
В конюшне он огляделся и подозвал помощника конюха.
— Где гонец?
— Ждёт ответа, ваша све…
— Накормлен?
— Хотели вместе со всеми… Ужин скоро. И он торопится обратно в столицу.
— Хорошо. Гонца накормить немедленно! Скажешь, что раньше завтрашнего дня ответа не будет. Вот бутылка бренди. Можешь сам напиться, но чтоб гонец через час лыка не вязал! Ясно?
— Понял, ваша светлость! «За здоровье короля! За здоровье герцога!»?
— Это уж ты сам разбирайся… Где Реток?
— Орудия на повозках проверяет, ваша све…
— Делом займись!
Старший конюх как раз выбрался из повозки, что стояла на площадке, обращённой к Пустоши, и хмуро выговаривал караванщику: