После чего дважды прополоскал рот, быстро поставил блюдце с пакетиком в небольшую кастрюлю, прикрыл ее и спрятал в шкаф, откуда перед этим кастрюлю извлек.
Затем Гордеев так же быстро вытащил из портфеля записную книжку, полистал ее и набрал номер.
— Александр Борисович? Это Гордеев говорит… Да. Юра. Уж такими судьбами… Вы не могли бы ко мне в гости заглянуть?… Нет, сегодня. Сейчас… Чем раньше, тем лучше… Я понимаю, утром в гости не ходят, но вы сломайте традицию… Я буду безмерно рад. Записывайте адрес… Ах, помните?!
Поговорив со старшим следователем по особо важным делам Генпрокуратуры Александром Турецким, своим бывшим шефом в следственной бригаде Генпрокуратуры, где он прокантовался два года, Юрий Петрович Гордеев почувствовал, что растерянность, охватившая его еще недавно, отступила. Он быстро убрал с кухонного стола продукты, вымыл всю посуду, затем, пройдя в гостиную, где спал Елисей, убрал все следы его пребывания, после чего стал прогуливаться по своей двухкомнатной квартире, насвистывая какую-то оперную мелодию и при этом оглядывая стены, мебель, письменный стол…
То, что Юрий Петрович позвонил именно Турецкому, не было случайностью. Происходящее в это утро, а точнее сказать, и в предшествующие дни требовало серьезного и достаточно подробного разговора с опытным человеком, заслуживающим абсолютного доверия. Два года работы в следственной бригаде Турецкого побудили Гордеева обратиться именно к нему как к старшему другу.
Поэтому, когда раздался звонок в дверь и на пороге квартиры появилась фигура Турецкого, Гордеев не стал делать долгих вступлений. Поздоровавшись со следователем и проведя его на кухню, он спросил Александра Борисовича, любит ли тот кофе с молоком.
— Я люблю коньяк с лимоном, — в тон ответствовал Турецкий и добавил чуть серьезнее: — Но не в такое время. То есть не в утренних гостях.
Л о р д Д а р л и н г т о н. Вы знаете, мне кажется, хорошие люди приносят много вреда в жизни…
О. Уайльд. Веер леди Уиндермир, I
— Принято, — согласился Гордеев. — А расположены ли вы по утрам к диетическому питанию?
— С похмелья — да, — успел вставить Турецкий, а Юрий Петрович уже доставал из шкафа кастрюльку и продолжал, не поддерживая шутку; он понимал, что Турецкий, интуитивно точно предчувствуя серьезность разговора, хочет шутками создать атмосферу свободного обсуждения: — Я хочу предложить вам молоко. Правда, сухое.