— Авторские права кто приобретает? — Юрий снова включил диктофон. — Не помешает?
— Помешает.
Гордеев послушно спрятал диктофон в карман, якобы случайно забыв выключить. И только крошечный микрофон выглядывал из широкого кармана.
— Теперь мы одни. Можно и посекретничать.
— Татьяна Федоровна расплачивалась наличными со всеми. Я знаю, что сценарист и композитор получили. И никогда ничего не скажут. Чтоб налоги не платить. Наверняка и договоры у них самые приблизительные… Лишь бы Татьяне прикрыться.
— А как же она списывает деньги?
— Не знаю… Михаил Тимофеевич занимается бухгалтерией.
— Это тот самый? — Юрий кивнул на дверь.
— Он. Михаил Тимофеевич при советской власти уже был директором картины, когда Татьяна Федоровна только пришла на студию. Она тогда устроилась переводчицей. С немецкого и английского.
— Переводчицей?
— Она же долго жила за границей. У нее первый муж служил советником посольства по культуре. Где-то за границей. А точно не знаю где.
— Понятно. И, наверное, у нее сохранились культурные связи? Как-то она это реализует?
— А как же! Второй муж у нее — испанский импресарио. Концерты организует, — пояснила девушка.
— Как он участвует в картине?
— Никак. Он же спец по эстраде.
— А что с режиссером вышло? — осторожно поинтересовался Юрий. — Что-то личное?
— Куда там! — искренне возмутилась девушка и еще больше зарумянилась. — Всем, кто до конца будет работать, то есть режиссерам, операторам, актерам, звукооператору, она, чтобы меньше платить, обещала проценты от проката. Понятно? Так получается чуть больше, но попозже. А Вадим Викторович захотел, чтобы все эти разговоры и обещания были закреплены в контракте. С группой и с ним лично. Ну и…
— Вызвали юриста. Обсудили. Написали текст договора. А он не подошел?
— Вы что, шутите? Какой еще юрист? Он же бешеных денег стоит. Откуда на картине? А у нас тут копеечные тыры-пыры. Из-за этого и весь сыр-бор.
— Так как же?
— Просто… Собрали худсовет. Посмотрели черновую сборку материала. И обсуждение… Все, кто раньше заискивал перед Вадимом Викторовичем, кто умолял его… Не знаю, что уж там Татьяна наобещала им… Но! Все как с цепи сорвались. Охаяли. Откровенно чушь несли. И такой он, и сякой… Вот.
— Зачем?
— Чтобы снять с картины! Отстранить от работы. Дать другому на монтаж.
— Зачем?
— Чтобы все себе захапать.