– Посмотрите на ее руки! – воскликнула Лиззи, – Что это она делает?
– У нее сейчас в высшей степени напряжены нервы, – пояснил доктор Шуман. – Пожалуй, в ее положении это простительно. Вскоре она станет спокойнее.
Он говорил сухо, деловито, будто ставил диагноз.
– Особа не первой свежести, – заметил Рибер и тотчас пожалел о своей бестактности: семь пар глаз уставились на него с осуждением.
– Да, она не молода, – сказал доктор Шуман, – и ее постигли разнообразные неприятности, для которых не было никаких оснований, а между тем…
– Неужели я так глуп, чтобы принимать всерьез всю эту латиноамериканскую политику. – И капитан сурово оглядел сидящих за столом. – Мне заявили, что эта женщина – опасная революционерка, международная шпионка, что она распространяет поджигательские воззвания, повсюду сеет бунт и мятеж, подстрекает к восстаниям… невозможно поверить этому вздору. А я полагаю, что она из тех богатых, знатных и праздных дам, которым скучно без приключений и они попадают в сомнительные истории, совершают промах за промахом и нимало не понимают, что делают, – с женщинами всегда так, когда они ввязываются в политику! Вот на этом она и обожглась. Что ж, – прибавил он мягче, – это послужит ей уроком, и не нам наказывать ее еще больше. Высылают ее всего лишь на Тенерифе. Это не так страшно, а пока я желаю ей счастливого плаванья.
– Студенты как будто приветствовали ее очень почтительно, а они совсем не похожи на революционеров того типа, какой я знавал в Мексике, – в раздумье заговорил профессор Гуттен. – Этих я скорее счел бы отпрысками состоятельных родителей, которые легкомысленно отнеслись к родительскому долгу и самым прискорбным образом избаловали своих сыновей. Такие молодые люди слишком часто встречаются в Мексике, да и повсюду в Америке. Для нас было насущной задачей оберечь от их влияния немецкую молодежь в наших школах. С радостью могу сказать, что мы в этом преуспели, ибо опорой нам было надежное сочетание немецкого характера и немецкой дисциплины.
– Вот и в Гвадалахаре обстановка была достойна сожаления, – подхватила фрау Шмитт. – Мой дорогой муж так часто огорчался, что наши прекрасные немецкие дети не ограждены от пагубных иностранных обычаев.
– Никогда не думала, что революционерки носят такие жемчуга, – следуя своему особому ходу мыслей, вмешалась фрау Риттерсдорф. – Если только они настоящие, но это еще вопрос.