Старший сержант поморщился. Положа руку на сердце - ему
нравилась эта самая пышность в газетах. И привычная тяжелая и
грязная работа войны приобретала под пером очередного писателя
блеск и красоту. А уж если это будет о нем - он с легкостью простит
кудрявому репортеру и старшину и роту. Нет, так-то поворчит,
конечно, для порядку, но в душе маслицем помазано будет, приятно
так станет. Да и не слишком-то и преувеличено окажется, вполне
возможно, что положенные там на поле как раз и были ротой.
Поистрепались фрицы, лоск потеряли. И не раз слышал - вместо
внятных полков и дивизий у фрицев все чаще были какие-то невнятные
"группы" - сколоченные на скору руку из всяких огрызков и обломков
разгромленных вдрызг этих самых сделанных по правилам и штатам
дивизий и полков. Не до жиру, не до орднунга, когда лупят в хвост и
гриву.
- Нет, не напишет. Не дадут. Франция же сейчас вроде как с
Гитлером борется, потому политически будет неверно такое писать.
Хотя - вон они, наглядно, хрен им в печень, борются, аж который
день им морды бьем... - резонно и степенно отметил сущую правду
Сидоров.
- Это да, политика. Когда политрук рассказывал про наших
французских летчиков - так их куда меньше, чем этой сволочи, с
которой мы сейчас машемся. И их еще до хренища, а у нас пушку
отобрали - перескочил на свежую обиду везунчик.
- Так она и не наша была, полк придал. Временно - сказал сущую
правду Сидоров, но при том не вполне убежденно - когда при взводе
была эта пушечка - жилось и впрямь куда веселее. Перед началом
наступления полк передавал нередко артиллерию в виде усиления по
батальонам, вот и свезло, что одна из полковушек, попавшая в
батальон, аккурат оказалась на том участке, что держал взвод
Сидорова.
Прибыли артиллеристы под утро, злые, как собаки, грязные, как
черти, потому как тащили свою "милашку" на руках по грязи два
километра по просматриваемой и простреливаемой местности. Да еще и
густо перекопанной, отчего помимо всякого нужного тащили пушкари и
доски в придачу - иначе не перекатить было тяжеленную свою орудию
через всякие траншеи, которых накопали тут изрядно. И при каждой
ракете немецкой, заливавшей местность мертвенным белым светом,
приходилось замирать, а то и просто лежать в грязище. Неприятно, но
куда лучше, чем внезапный минометный обстрел с накрытиями.