Попытался юнца обнадежить, ободрить, спросить о том, что с ним -
все сразу - и от такой натуги вырубился, впав в беспамятство.
Дальше помнил маленькими кусочками и никак было не связать эти
картинки воедино. Лютая боль мешала и слабость страшная.
Вроде телега была, потом вроде как грузовик, трясло сильно,
странный запах в большой брезентовой палатке, серые глаза между
полосками белой ткани, потом догадался - врач, наверное. Пить
хотелось очень, а не давали почему-то. Опять вроде везли. Мутило и
голова кружилась неприятно, а еще мучил страх - что там внизу с
ногами и вообще.
И пришел в себя уже в палате - догадался, что больничной - по
запаху и всему остальному.
То, что он ранен - уже давно понял. И как опытный вояка решил,
что скорее всего - на мину наступил, свезло, что называется, как
утопленнику.
Понимал это смутно, что-то кололи в руку, отчего проваливался в
темный тяжелый сон, боль тоже затихала, не совсем, а словно
спрятавшийся в будку ворчащий злой пес - все время давала знать -
она здесь, никуда не делась. И все время было страшно - болело все
тело, особенно ноги и живот. Вся нижняя часть тела - и левая рука
тоже, с чего-то. Рука-то почему? И не глянуть было - закована в
гипс, насколько видеть мог.
То, что тошнило, гудело в голове и пищало в ушах - понимал,
швырнуло вверх взрывом изрядно, а вот общее состояние просто
пугало. Даже были жуткие мысли о том, что от пупа и ниже и нет
ничего вообще. И не мог понять - что случилось с ним. Видал он за
время на фронте раза три - что такое подрыв на противопехотке. И
совсем не было похоже на его состояние.
Один раз выскочившая из земли немецкая лягушка скосила десяток
шедших мимо бойцов, погибшие так и лежать остались, где их накрыл
рой шрапнели, а у раненых - ну словно по ним пулеметной очередью
влепили, по воздуху никто не летал. И дважды - нарывались бойцы на
мины, отрывавшие имкуски тела - одному раздробило стопу, а другому
оторвало почти до колена. Зрелище было страшное, что у того,
которому косточки и клочья мяса выбило из сапога, что второму,
оставшемуся без ноги с огрызком, закопченным и перемолотым
совершенно нечеловечески, но сознания бедолаги не теряли, ругались,
как заведенные, стонали и кричали.
ПРОДОЛЖЕНИЕ
На операцию таскали несколько раз, рылись где-то внизу.