— Ты слабее меня! — предупреждаю я.
— Это мы еще посмотрим!
Она прыгает вновь, не рассчитав траектории. Жаждет моей смерти, в этом нет сомнений. Ею движет ярость, не свойственная ни людям, ни оборотням. Пилар — сущий демон, жаждущий крови.
Тогда — слишком маленький, еще неопытный. Мне даже не приходится выставить блок, до того ее выпад жалок. Делаю шаг в сторону, и Пилар врезается в стену. Дикий раздраженный визг вырывается из ее горла. Она пытается собраться для нового удара.
Хватаю ее за шиворот и поднимаю над полом. Пилар извивается и норовит цапнуть. Зубы ее щелкают в опасной близости от моей головы.
— Ненавижу! — рычит она и брызжет слюной. — Убирайся из этого дома!
— И не подумаю! — возражаю я. — Теперь это мой дом. Не хочешь мира — получишь войну.
Мои ладони сжимают ее горло. Пилар — необычайно сильная истинная, крепкая, жесткая. Шея ее, точно ствол ивы, гибкая и твердая. Но я уже не в силах остановиться.
— Ты умрешь! — хрипит Пилар и одновременно пытается извернуться и расцарапать когтями.
— Или ты, — соглашаюсь я. — Если не одумаешься. Я всего лишь хотел подружиться. Но передумал. Ты не достойна ни любви, ни дружбы.
Так я нарушил одно из главных правил — вступил в схватку с самкой. С самкой своего клана. Но до сих пор не жалею об этом. То было не нападение, а защита. Себя, матери и не рождённого еще брата. Всех Лоринов.
Просперо имел другое мнение на этот счет.
Он вошел в комнату, привлеченный звуками и запахом крови. Пилар, эта хитрая сучка, вовремя почувствовала приближение отца. Перекинулась и обмякла в моих руках, будто не она секунду назад пыталась убить.
Представляю картину: Просперо входит в спальню дочери — и что видит?
Пасынок душит его милую, обаятельную дочку. Та прикрывает глаза и притворяется бездыханной.
— Милая!.. — хватается за сердце Просперо.
Ее приводят в чувство, жалеют, оберегают. Меня — наказывают так, что и сейчас от одного воспоминания спину печет так, точно с нее содрали кожу. Розги — излюбленное орудие пытки Просперо.
Наверное, поэтому теперь над его могилой растет плакучая ива. Посаженная, разумеется, мною лично. И это вовсе не символ разлуки, как полагают многие. Для меня — это напоминание о главном правиле: выживают сильнейшие.
Каждый раз, когда хочу успокоиться, вспоминаю, как шелестят ветви ив. В шуршании листьев и тихом постанывании тонких ветвей слышится колыхание вечности. Я давно не мальчишка, мне нет дела до постороннего мнения. Пусть осуждают, ненавидят, желают смерти — разве это имеет значение? Я жив, силен телом и духом. Никто не остановит меня на выбранном пути.