Кондаков, ожидавший нечто подобное, успел юркнуть обратно в подъезд. Удар пришёлся по дверному окошку, и осколки стекла, подобно шрапнели, брызнули внутрь. На физиономии Кондакова, и без того исцарапанной при утреннем бритье, появилось несколько новых, обильно кровоточащих порезов.
– Это уже чересчур, – вытирая рукавом кровь, сказал Кондаков. – Ты, парень, переборщил.
Воспользовавшись тем, что разъяренный Кузя-Федя забыл об элементарной осторожности, Кондаков подпустил его поближе, а затем резко распахнул дверь. Отброшенный назад, хулиган еле устоял на ногах, что позволило Кондакову, проворно покинувшему своё укрытие, ухватиться за другой конец биты.
Вместо того чтобы во избежание грядущих неприятностей пуститься наутёк, Кузя-Федя, словно последний идиот, пытался вырвать своё оружие из чужих рук. За это он был наказан зубодробительным ударом прямо в розовые уста (следует заметить, что в свои лучшие годы Кондакову случалось и фанерные щиты кулаком пробивать).
Пока Кузя-Федя копошился на земле, раз за разом пытаясь подняться, Кондаков рассматривал биту, ставшую, так сказать, его боевой добычей.
– Проклятая глобализация! – в сердцах промолвил он. – Мало нам героина, сникерсов и памперсов, так ещё и дубинки из-за рубежа стали импортировать… Ну и жизнь настала! Ведь мы в свои юные лета с городошными палками не бегали, хотя ими тоже можно было головы разбивать.
В то время как Кондаков ломал биту, для удобства засунув её в решетку ливневой канализации, Кузя-Федя наконец-то утвердился на ослабевших ногах. Дабы не мозолить глаза оборзевшему ветерану, ему бы следовало сейчас поспешно ретироваться, но он, шатаясь, устремился в подъезд, под защиту любимой.
Это окончательно определило планы Кондакова, ещё только начавшие кристаллизоваться в его голове.
«Чтобы завершить разработку весёлой вдовы и уже больше сюда не возвращаться, надо провести операцию в духе Сашки Цимбаларя, – сказал он сам себе. – Заодно накажем Сопееву за супружескую неверность, а её хахаля – за попытку покушения на должностное лицо».
* * *
Прямо через улицу находилось здание, где под одной крышей располагались аптека и фотоателье. Туда Кондаков и направился.
В аптеке он с помощью провизора заклеил пластырем порезы на лице, сразу став похожим на престарелого гопника, а в фотоателье попросил моток ненужной пленки.