– Они все лгали о тебе, – сказал император, не понимая, о чем говорит. Сердце его плакало и смеялось, сгорало в прах и возрождалось из пепла, как священный феникс. – Они клеветали на тебя. Я их всех казню.
– Государь, молю вас не делать этого! – воскликнула Нэнхун. – Я только ваша раба...
– Ты – моя госпожа, – сказал император Жоадин. – По одному твоему слову помилую, по другому – предам смерти.
– Я недостойна такого! – Тут Нэнхун пала на колени и увидела, что император бос, а ноги его стерты в кровь. – О владыка! Вы сбили в кровь ноги!
– А, не обращай внимания, – отмахнулся император. – Это все проклятые золотые туфли. Натирают ужасно, не понимаю, как до меня их носили две династии императоров. Я их бросил где-то у беседки. Пошлем потом твою курносую служанку, она подберет. Ну, встань же с колен, милая моя! Дай мне вдоволь налюбоваться тобой.
И тут зашипел чайник, вода из него переливалась через край.
– Юй, чайник! – вскрикнула Нэнхун. – О, простите нас, государь, что мы, как должно, не подготовились к вашему приходу...
– Это верно, – сказал император. Плотной полой своего драгоценного халата обмотал руку и снял плюющийся кипятком чайник с огня. – Да что возьмешь с твоей курносой служанки, кроме веснушек? Где у вас чашки и заварка? Я сам приготовлю чай. И не спорьте.
Тут Юй, до сих пор пребывавшая в каком-то окаменении, пришла в себя и всплеснула руками:
– Статочное ли это дело, небесный государь! Позвольте мне!
– Милая, твоя служанка мало того, что самая курносая девчонка во всей Яшмовой Империи, так еще и навострилась перечить самому императору.
– Простите ее, простите меня, – сказала Нэнхун и взглянула на государя взглядом, от которого Жоадин почувствовал себя крылатым, как феникс, и могучим, как снежный лев. – Почтительно прошу у вас разрешения омыть вам ноги...
– Нет, это я прошу! – пискнула Юй.
– Оставьте, – отмахнулся император. – Где у вас столик для чая? Я так и буду стоять с чайником в руке?
Юй вскочила, отодвинула в сторону ширму:
– Прошу пожаловать во внутренние покои!
Император, держа в одной руке чайник, а другую П0ложив на плечо заалевшей от смущения Нэнхун, вошел в покои, бывшие одновременно и спальней, и чайной комнатой, и кабинетом для упражнений в рукоделиях (император увидел на круглом столике свечу и разложенный кусок тафты с начатой вышивкой). Кровать была задернута пологом из серого шелка, на чайном столике облупился лак, но все было опрятно и изящно.